ТАВОЛГА
ВТОРОЙ НОМЕР
Сергей Лейбград: Клевер


☯ ☯ ☯

ты напрасно к экрану прилип
дым рассеялся крыса не сдохла
под завалами скрежет и хрип
над завалами сурик и охра
очутившийся после и вне
лишь кружок на всплывающей карте
навигатора
тень на стене
только тень на стене и асфальте
только тело с гражданством двойным
только речь что с убийцами в доле
возвращаются птицы с войны
как безрукие ангелы боли


☯ ☯ ☯

не могу постоять у него на могиле
не могу удержать даже память свою
где родился отец нынче снова бомбили
никого не спасу никого не убью
пыльной бабочкой детства в последнем полёте
промелькну между штор над заснувшей гурьбой
ты здесь крайняя спросит иаков у плоти
я пришёл за тобой


☯ ☯ ☯

вот и выпал черный снег
чтобы уже никогда не растаять
вот и выпал чёрный снег
говорит мне
соседка
слепая женщина
чёрный так чёрный
я не возражаю
ей лучше видно


☯ ☯ ☯

преследуют из текстов канонических
как водится две-три случайных фразы
вот список мёртвых душ и тел космических
для базы
вот голый дух с высот метафизических
с пилотом
вот плоть для преступлений исторических
кровь с потом
вот дырка для стихов твоих лирических
вот бублик
абьюз советских социалистических
республик


☯ ☯ ☯

мать
я пойду спать
а разве ты просыпался
сын
на глазах пятаки
на губах алтын
щеки белее мела
зачем я тебе подарила тело


☯ ☯ ☯

солнечные зайчики падают в траву
лимонное дерево в январе плодоносит
монитор телефона весь в трещинах
от ежедневных бомбёжек


☯ ☯ ☯

помчимся задом наперёд
без ног безрукие солдаты
ведь мы ни в чём не виноваты
когда чудовище помрёт
нам вечно грызть февральский лёд
спускаясь в ад на горных лыжах
не поднимая глаз бесстыжих
когда чудовище помрёт
убитых тел нам сладок мёд
убитых душ мы ценим слово
сто рож у сторожа ночного
когда чудовище помрёт


☯ ☯ ☯

похмельными злыми ночами
подушка в пуху как сова
болит разрываясь на части
кривая моя голова
от храпа от праха от хлама
от харь и обхарканных плит
от шуток плешивого хама
от чёрта хромого болит
всё сложно всё проще простого
забравшись в чужую кровать
из мести из места пустого
без счёта людей убивать
обмылки обрубки фрагменты
на эти плевать и на те
и тонкие интеллигенты
как спички хрустят в темноте
окурки гася керосином
крысиной ухмылке верна
россия кричу я
россия
глухая моя сторона


☯ ☯ ☯

забыл смысл жизни
забиваю в поиск
здесь интернет всё время подвисает
как ртутный столбик в градуснике поезд
стеклянную платформу заполняет
температура тридцать семь и восемь
внутри меня и двадцать два снаружи
в израиле весна сменяет осень
я так велик что никому не нужен
когда уже меня объявят в розыск
подпишут ордер на арест и обыск
и растворится в шелесте вокзала
крик женщины в днепре из-под завала


☯ ☯ ☯

если бы не русский язык
я мог бы стать человеком


☯ ☯ ☯

собаки цвета сумерек
собаки цвета ночи
и самый верный оберег
давно уже просрочен
глаза прикроет имярек
и видит то что хочет
собаки цвета сумерек
собаки цвета ночи
опять навстречу февралю
по снегу как по пеплу
оглохну память удалю
ослепну

Мария Малиновская: Ирис


КАРТА ВОСПОМИНАНИЙ

глубоко вокруг так что видно
только внутренним зрением
идёт задевая поверхность
как плавник хищной рыбы
разъятая местность горит
и непрерывно сменяется
человек


когда больше не понадобятся слова
и тело обратится в тихое повествование
о чём будет этот рассказ?


мы составим карту воспоминаний
и она уведёт нас дальше
чем время жизни


темнота обладает
и внезапно
приподнимает край
просыпаются сотни композиторов
и создают
тонкую копию мира
тщательно как микробиологи
и она бестелесно парит
новой змеиной кожей
пока не отрывается от земли
шаровое время бьётся в сетке жизни
ударяется о неё и создаёт разряды
присутствия
по ним узнаю что ты рядом
и слышишь меня и отвечаешь
вирусные мелодии играют нас от земли
вторичные и третичные воплощения
комната комнаты
ребёнок ребёнка ребёнка
возрастает как
необоснованная уверенность
в том что всё сбудется
а пока сбываются только
дни хаотично и одновременно
сталкиваясь событиями
которые исключают друг друга


— я тебя ненавижу
но доброе утро


словесность тела его тихая морфология
опережает себя
и смысл сказанного ускользает
в момент речи
усечённая местность
как будто мы знаем куда идти
но не движемся
удивляется расступается исчезает


обращённое в слух преображается
затемнения смысла или блуждающий смысл


— я хотел сказать по-другому
то есть по-другому сказал


закрытые слова
речь за порогом словесности
переходит в понимание сама
застывший дождь
внутренние стрелы пространства
его бесконечное самопреодоление
сумеречное помрачение дня
от воды идущая слабость
жизнь пробирающая тело
тело пробирающее другое тело
полная включённость в тебя
и внутреннее замыкание
мы как сцепка пространства
его отрицательное значение
мы разъятое или приблизительное мы


и ужас существа проснувшегося внутри себя
и не находящего выхода
рождение внутрь памяти
как путешествие по ней восстановление своей истории
кто ты в моей?


— мы бы давно были вместе
если бы ты не прерывала общение каждый месяц


письменный стол
создаёт за собой человека
человек пишет историю
пишет и забывает
и она встраивается в нарратив
которого никто не знает
которого никто не помнит
генетический код реальности
вслепую направляющий её


замещение личности
происходит у всех на глазах
и ничто не меняется
только другой человек
продолжает прежнее существование


назывное дня
его медленное наступление в сутках


имя неприложимое — прошлое
имя неосуществимое — будущее
а как иначе обращаться друг к другу
не называя имён оберегая
табуированное естество


внутренняя ясность всего
без слов
в откровении тела
ты происходишь со мной
как полное отождествление
изъявление внутренней воли
всего окружающего
вырастает через него
превышает себя всё живое

Настя Кукушкина: Бегония вечноцветущая


ПЕРЕВОДЫ ИЗ ШЕСТИ ПОЛОТЕН ПОПОВОЙ Л. С.

1. Пространственно-силовое построение

Не бойся, и из тебя наши каменщики что-нибудь смогут сделать, они для этого учились, ходили в подмастерьях, подавали расшивки и шабровки.

Мы ждали озарения в светломятой комнате, а в полдень в озверевшей мастерской нашли сломанную статуэтку пахуин. Руки мои ни от чего не мягчают.

За батареей холст, просушивается вчерашняя му́ка. У тебя, наверное, вопросы. Соцветия шафрана, ломкие, сиреневые, не понимают, почему шафрановый цвет – это оранжевый. Вот и я без понятия.

Песня истопника; за пыльной крылатой завесью скрывается: лук репчатый, гусь лапчатый, мир пространственно-силовой. Ваша пыльность, чем вы тут занимаетесь? Возвращаю великие нарративы.

Картина, корзина – словарные слова, ошибаемся буквами. Как запомнить, помоги. Тот, кто пишет кАртины, говорит кАр, прочие определены в плетельщики корзин.

А те, кто сначала ластится, потом рычит, для них предусмотрена псарня.

2. Карнавал

Аз аз, гр гр, зуб на зуб не попадает. В глубине они, на карнавале.

Летний сторож умирает в августе, никому теперь и в голову не придёт охранять яблоки, сливы. Целая овца, перетянутая ремнем поперёк живота, грустно свисает с сухого стебля – хлопчатник. Достаточно подстричь. Этим займутся завтра особенные люди. Сегодня они танцуют, владеют голубыми веерами, едят тритонов на палочке.

Отчаянный прыг. Я рычу, а пение – притворство заболевших карнавалом. Они не слушали, что им говорили, наказали продувшего комбайн старика, и звёзды снова сделались невиноваты.

3. Брошенная комната

Патина – это не цвет, это печаль. Если хоть луч ворвётся сюда, всё затанцует – не надо нам этого. Брошенная комната, её не любили за маленькость, и всё говорили вслух: вот бы уехать; уехали. Забрали самое ненужное. Оставили розовую блестящую заколку, побережные камни с именами, кусок пещеры, кусок Гостиного двора, оставили заляпанный краской номерок 513, шкатулку с болтами, какие-то афиши, этикетку от вина, полароидную карточку без подписи, визитку книжного магазина. Счастливчик, забывающий предыдущий вздох, не вспомнит и половины. В тетрадке конспект по логике открыт на странице:

Городской транспорт делится на рельсы и колёса.
Люди делятся на мужчин и женщин.
Человек делится на тело и душу.
Австралия делится

Австралия похожа на сердечко. Австралия зелёная и горящая. Австралия
А печальник сидит в углу у занавешенного зеркала и рассказывает былицу о птичке, пролетевшей сквозь комнату.

4. Кролик и тигр

Цыган на цыпочках подошёл к цыплёнку и сказал: заебала меня эта нечестность ближнего и дальность дальнего, я уже давно не видел кролика, я уже давно не видел тигра, я хочу. А тот ему: ты стал так уверен в себе, что думаешь, он тебе позволит? То, что ты видишь носорога на противоположной стороне улицы, ещё не значит, что он там есть. Иди запиши данные температурно-влажностного режима в сводный каталог температуры и влаги, ручка там валяется, у кафедры.

И вот он выходит, видит: день особенно соломенный. Сало стекает с собаки, дымится подвенечное платье крестьянки. Если не закипит поливочный прудик, нам всем будет влага на завтра. Но завтра закипит точно, так что осталось не больше двух дней, пользуйся, мой пятки! Не стесняйся бросать файерболы в столб фонтана!

Он глух и не смеется. Он соскальзывает с тротуара и течёт низ переулком, мимо шиномонтажки и торговки маковыми плюшками. Он видит в небе кролика, он видит тигра.

5. …и морская гладь

Ахроматическая пристань; мастихином счищены кленовые листья. За ухом рыжей поселковой собаки цветок померанцевого дерева. Башня Мартелло оставлена нами засветло. Мы вернёмся в неё? Мы вернёмся в неё.

Был замечен парусник, был покинут взглядом. Это над морем сминается подсолёная испарина тьмы? Это снимается с места альбатрос. Он камень покинул, камень нам больше не враг. Отчётливо видно: в пространстве цвета тунцовых шкурок сплошной тунец, и они дома.

Анадромная рыба выходит из морей, смотрится на удачу в полированный камень, передаёт привет, направляется к рекам. Альбатрос ходит вокруг нас и говорит: да да да, да да да, любите всех подряд, потом узнаете своих.

6. Автопортрет

Глория!

Хватит есть, хватит пить – это март. Что мы получим? Всё, что завещано. Колодцы все заполним в награду и уйдём с миром, как полагается тем, кто сначала приходит.

Если принцесса Темзин просыпалась раньше восьми часов, горели поля. Если позже восьми – шли ливни. До тех пор, пока не изобрели будильник, урожаи попеременно то сгорали, то гнили. А если бы не изобрели, то что? Нас бы не было больше. Ни приходить, ни уходить не пришлось бы.

Стёрты пересечения слов; пересечениями слов занимается моя слепая бабушка: что вот здесь, по вертикали? По вертикали обещание не плакать, по горизонтали подмалёвок слёз.

Город, ты всё ещё стоишь за холмом, и пастух всё ещё бьёт хлыстом корову: «Мясо! А ну иди, мясо!» Регулярный парк регулярно заново становится собой. Велосипед старый, и посреди трассы может слететь цепь, не рискнёшь пересечь М8, разворачиваешь в город. Надёжные швартовы.

Хватит смотреть в окно, это март, ты знаешь, что будет. Одиночество, смех над вселенскими бочагами, пещерная ящерка. Во сколько будем в Судаке? Два часа дается на ход. Воспитанный татарин в глухой чёрной рубашке за прилавком. Бессмертия мне, на кончике остролиста, в миске пыльного миндаля. Исправный будильник отнял шанс на исчезновение. Кроссворд.

Бамбошка, писарёк, чапыжи, лизавица, бочаг, додка, ужаревшая сарайка. Как неохота умирать, Настя, вот бы ещё пожить.

Либерти. Мемория

Роман Япишин: Барбарис


Тетрапак

В момент скисанья молока
Дни превращаются в неделю.
О, как же мы недоглядели,
Беда начнётся с пустяка!

Я молоко несу туда,
Где мимо мчит река Челяба,
Где удит мужичонок краба,
Но краба не берёт уда.

Когда прольётся тетрапак
Среди камней густым истоком
(Окажется, что камни боком
Умеют ползать. Это так!),

Дней лопнет полиэтилен,
Блеснёт вдали монеткой кормчий,
Девчонка-дура рожу скорчит,
Но не заметит перемен.

Их и не будет здесь, пока
На кухне жарится печёнка,
Ревёт соседская девчонка,
Бежит нездешняя речонка
Испорченного молока.


Дома

Я долго болел хорьком
И жизнь проживал тайком,
Но выздоровел в слона,
И стала страшна война.

Я вижу кино про птиц,
Летящих из двух столиц:
У каждой во рту рассказ,
Рассказ не рассказ — отказ.

Сгущается в горечь речь,
Но папкино «не перечь»
В баланду кладут и в чай.
Ну вот и прошла печаль.

Сговорчивее дома,
В которых живёт тюрьма,
Там нет ни весны, ни сна.
Стене говорит стена:

-А хочешь, сбежим вдвоём,
Печальный покинем дом?
Туда, где цветёт купырь!

И обе сбежали в пыль.

И дому с одним углом
Остался металлолом.
К нему не попался в плен —
Летит полиэтилен.


1. Зверобог

Срывал Зверобог зверобой,
И был он босой и седой,
И солнце его обожгло,
И в ноги вонзалось стекло.

Мерещился где-то покой.
Он гладил землистой рукой
То полки больничных палат,
То рёбра уснувших гранат.

Стучали взахлёб топоры,
Садились на лоб комары,
Маячил небесный зрачок
То влево, то вправо: щёлк-щёлк.

Скрипела матёрая жизнь,
Пылила житейская смерть,
Сползала по строю страна,
Точь-в-точь, как седьмая струна.

И музыки медленный бог
Смотрел Зверобогу в висок.
Ходи, мой хороший, пока
Молчит молоточек курка.

2. Земля

Склонилась над нами война
И смотрит, и словно не видит.
Мы новорождённый эпитет
Для древнего слова страна.

По горло мы впаяны в грязь,
По ломкие кости раздеты.
О мать, мы тревожные дети,
Достань же из нас этот лязг!

Железо живёт в животах,
И музыка новых орудий
Звучит развороченной грудью,
И прячется порох во ртах.

Мы плотно завязли в горах,
В зубах у кромешного Бога.
Он нас разжуёт понемногу
И, сплюнув, уйдёт в свой барак.

О мать, наши песни, как соль,
Не слушай их мутное море,
Мы больше не просим, не молим,
Наш Бог изувечен и зол.

Склонилась над нами война,
Склонилась, как над колыбелью.
Укрой нас землёю под елью,
И ночь наша будет нежна.

3. После

Где стих впадает в Стикс,
Как в воду камень,
Я шелуху жар-птиц
Ловил руками,
Я раскрывал огонь,
И подлетали
Клевать мою ладонь
Жар-птичьи стаи.

Ладонь белым бела,
А скалы серы,
По ним полынь плыла,
И ночь висела,
Такая, что река
Остановилась,
И ни одна строка
Не шевелилась.

Далёкая струна
Пропела где-то:
Не пей воды со дна,
Не делай это!
Я пил и видел дно,
Я пил так часто,
Теперь мне всё равно,
Какое счастье.


Детвора

Скоропостижный день.
Седая детвора
Возьмёт тебя к себе, в обитель устаревших.
Смотри, как длится тень,
И как растёт гора
В объятиях двора под песни местных леших.

Смотри в стеклопакет,
Смотри в него насквозь,
Не то упрётся взгляд в униженное нечто.
Вдруг закричит паркет:
В нём шевелится гвоздь,
Не понимая, что он вбит туда навечно.

Коварство матерей
Поймёшь, упрямый сын,
Рождённый без вины на неродной планете.
Возьми большую дрель
Во славу выходным!
И помолись часам, что б не старели дети.


В саду

Я увидел синицу и пил три недели.
Вот такой впечатлительный я.
И когда наконец завязал еле-еле,
Как на зло повстречал снегиря.

Отчего мне, Господь, эти райские птицы?
Эти твари небесных кровей?
Почему ты решил, выпуская синицу
Из своих пожелтевших бровей,

Что не будет вреда от неё никакого?
Что она станет просто летать,
Как то самое первое пробное слово,
Никого не заставит страдать?

Почему, нацедив снегиря из пореза
О бумагу священной руки,
Не подумал, что будет он горче железа —
Переносчик смертельной тоски?

Почему я кричу? Всё кричу безголосо?
Или перьями рот мой набит?
Или горло моё поросло купоросом,
А язык закрутило в кульбит?
Или ангелы мне тишиной отвечают?
Или черти в отместку молчат?

Это просто опять я вернулся в начало.
Это птицы покинули сад.


Жизнь длинна

Но птиц ни разу не доив,
Я пью их молоко.
В плакучих ивах слово «жив»
Звучит. И мне легко.

Идти сквозь лес, куда-то вдаль,
К воде ручной реки,
Разгадывать горизонталь,
Распутывать шнурки.

Всё очень просто: жизнь длинна,
Так музыка поёт.
И не сгорает купина,
И Стикс течёт.

И Млечный где-то наверху,
Никак не скиснет Путь,
И дело, что не завершу,
Не завершится пусть.


Снег

Вот, лес блюёт листвой,
Вот, солнца концентрат —
Собрат денатурата.
В утратах я герой.
Я — властелин утрат.
А ты не виновата.

Снаружи гнут столбы,
И ходят строем псы,
А дети одичали.
Никто так не любил
И так не пил Апсны,
Как мы с тобой в начале.

Когда настанет снег,
(Скорее бы уже)
Он заметёт округу.
Тебя давно здесь нет.
Я жду отлёт стрижей
К югу.


Отчим

В пустых метафизических лесах,
Где нет берёз, осин и прочих,
Челябинск — это пьяный отчим,
А Ебург — это детский страх.

Сегодня волны бечевой
Повисли в океанной раме.
Ну, кто куда, а я — в марани.
Пойду, возьму себе чего.

Пока все делали детей
(Не зря ж открыли столько винных
Для производства душ невинных!),
Я возвращался из гостей.

Из Москв, Тюменей и Пермей,
Из северных обморожений
В квартиру бывших отношений,
Где не было меня темней.

И страх сгущался над страной,
И видел сына я воочию.
Да, это я твой пьяный отчим.
И пусть, что сын ты мне родной.
Наталья Игнатьева: Иксора


☯ ☯ ☯

первое что осталось в памяти
сразу после рождения
чувство простое как открытая ладонь
так начинается смерть
сейчас я
блудный сын
блудная дочь
возвращаюсь
в мой bloody old town
двери дома измазаны дёгтем
внутри по-прежнему
кисловатый запах
спасибо тому
кто из раны моей
не выдернул сразу клинок
аще забуду тебе русалиме
аще забуду
как ты страхуешь
страхом мои шаги
у меня теперь другая походка
взгляд взрослее
как у ребёнка после болезни
сел за парту открыл учебник
всё незнакомо
сажусь на скамью в соборе
открываю песенник
вместо букв раздавленные жучки
как нам петь на земле чужой
как нам петь на земле родной
в этот усталый праздник
голос то с хрипотцой то пискляв
от агульнай млявасцi
грядущего времени
засыпаем по очереди
на спящих смотрим
почти не мигая
не забудь меня десница моя
держим дыхание
оплавленными руками
пусть хватит на наши дни
я помню свой крик
когда начиналась смерть
с возвращением
снова являюсь на свет
на смерть
в покое за гранью покоя


☯ ☯ ☯

среди часа пики
что царапает шею
ждёт твоей головы
как сломится
начнёт гнить
расплываешься на стекле
аквариума
с таким дурацким лицом
смешным ли печальным
будто учишься
говорить на чужом языке
и губы и скулы болят
от непривычных звуков
принадлежа к неизвестному
виду рыб
знаешь точно
какому не станешь близким
чьё-то острое плечо плавник
совсем рядом
чьи-то пальцы лезут к тебе
в карман
за жабры
с деловитостью доктора
щупают узкое тело
what is the next station
в ожиданьи диагноза
или же приговора
из немоты готовишь слова
смотришь на небо
где вместо светил
циферблаты без стрелок


☯ ☯ ☯

дом уходит под землю
по словам учёных
он скоро станет ковчегом
дюйм за дюймом спускаясь
к внутриземному морю
о котором известно всем
то там то тут отворяются родники
с горькою мёртвой водой
мы проснулись однажды
себя увидели в полуподвале
в окне молоточат ботинки прохожих
дворники землю скребут
как будто пытаясь вернуть из земли
этот дом-колумбарий
умножить его высоту
слуховые окошки заложены
птичьим гвалтом
голуби с пола клюют крошки
что размокли в вине
пролитом нашей беззубой мудростью
как дюймовочку бережно
к голубиным перьям привяжем конвертик
в нём улыбка
засушенная в ладонях
на тихую память
прозрачную песню


☯ ☯ ☯

скажешь как чиркнешь
ножницами за спиной
отмерив шершавую нить
временной отрезок
напомним друг другу
снять показания
счётчика наших свидетельств
текущих по обе стороны памяти
в три солнечных дня
бесконечной зимы
репатриация слов
в глубину их Innerlichkeit
сухие проводы
быстрые как bursting струны
долгие как её печальный звук
что горячим дыханием
задевает линию жизни
сведённой ладони
тяжелеет как в хоре поющем Kyrie
за свой счёт
остаёмся в ответе
безответным рассудком
до рези в глазах смотря на редкий
неопознанный Licht


☯ ☯ ☯

с каждой новой историей
мне даётся новое имя
как городу моему
в колтун перепутанным улицам
где дома снесены
сменены таблички
и ржавые памятники
ждут возвращенья цветов
к своим постаментам
крестины суд переезд etc.
сколько их можно разбиться на счёте
больше чем пальцев руки
нанизаны на солнечный луч
пробивший белое небо
какое же было первое
данное при рождении
в семье никто и не помнит
разбираю старые фотографии
лиц родных не узнать
и сходства с собой не найдётся
так наши прошлое с будущим
немигающе смотрят друг в друга
на белом московском небе
белеет крик
не узнаешь
то ли младенец
то ли нежданная чайка

Федя Самосвалов: Ирга


☯ ☯ ☯

у границы мира горит река
умирают щуки и караси
рыбья кровь становится керосин
остаются кости и требуха
если кто-то шагнёт в огонь
(это буду я)
от него не останется нихуя


☯ ☯ ☯

я мысль кошки сбегающей из дворца
инфаркт отца и овощи из свинца
я здание у которого вход с торца
босой холоп ворующий у купца
один из тех полутора из ларца
златая рожь съедающая косца
кудрявый клён остриженная овца
как видите моим гендерам нет конца
как видите нет конца


Кошка, которая умела гулять сквозь время

Эпизод первый

Кошка громко мяукала под дверью. Ей открыли — но она увидела, что за порогом прошлый год, а не нынешний. «Нет, я, пожалуй, немного подожду», — решила кошка и села ждать. Человек за порогом рассердился и закрыл дверь, щёлкнув ручкой до упора. Тогда кошка решила мяукнуть ещё раз — ей снова открыли. Теперь год в комнате был нужным — и кошка зашла, вальяжно помахивая пышным хвостом. «Я кошка», – подумала она.

Эпизод второй

Кошка захотела попить, но её миска оказалась пустой — нынешний человек часто забывал подливать ей воду (зато играл на пианино, пока кошка красиво лежала на подоконнике и щурилась от солнца). Тогда кошка прыгнула на шесть часов назад — она помнила, что тогда вода в миске ещё была, — и принялась жадно лакать. Однако чем дольше она лакала, тем больше ей хотелось пить — ведь если кошка-на-шесть-часов-вперёд пьёт эту воду, то её, получается, не пила кошка-на-шесть-часов-назад, то есть она сама, и потому напиться никак не удавалось. Тогда кошка прыгнула сразу на двадцать лет вперёд, к будущему человеку — он не забывал подливать ей воду (зато на пианино будущий человек играть не умел совсем, а на подоконнике у него грудой лежали мешки с песком, из-за чего солнца в этой комнате не было никогда). Кошка вылакала всю воду из будущей миски и довольно подумала: «Я кошка».

Эпизод третий

В прошлом у кошки был друг — волнистый попугайчик, который искажал пространство. Из-за него кошка любила прыгать в прошлое — он умел превращать ванную с вечно — то есть в любом времени — капающим краном в шумную горную реку; спальню, где прошлый человек комками раскидывал одежду по углам, в высокие песчаные барханы; душную, полную жара кухню с плохой вентиляцией и холмиком грязной посуды в белый приморский город. Узорчатый пыльный коврик оказывался южным базаром, где кошку гоняли крикливые торговки, а фикус эластика абиджан, печально желтеющий без воды, — влажными джунглями.
«Странная штука, — думала кошка, возвращаясь с таких попугаечных прогулок. — Вроде бы птица, а столько пользы».

Эпизод четвертый

— Опять что-то увидела. — Человек настоящий помахал ладонью перед кошкой, уставившейся в сторону окна.
— У тебя тут, наверное, барабашка, — хихикнули ему в ответ.
А кошка, настороженно прижимая уши, следила за тем, как человек будущий с мокрым лицом и дрожащей спиной заколачивает окно досками от разобранного кухонным топориком шкафа. Кошка много раз пересматривала этот день — последний перед мешками с песком — и всё не могла понять, зачем он это делает. За окном что-то ухало. Было громко и страшно.

Эпизод пятый

Иногда у кошки возникали кошачье-временные проблемы, большие и маленькие. Например, в любой момент люди могли принести в дом Пустые Прямоугольники. Кошка очень переживала: Пустые Прямоугольники мешали гулять сквозь время — их пустота поглощала каждую минуту вокруг и еле слышно урчала, переваривая целые часы; из-за этого можно было случайно перепрыгнуть несколько лишних месяцев и даже лет (так кошка однажды вместо приятного ужина в компании вчерашних сосисок оказалась в тихом и оттого немножко жутком лесу, который стоял на месте дома, когда дома ещё не было).
Чтобы этого не происходило, кошка наполняла Пустые Прямоугольники собой и сидела в них до тех пор, пока какой-нибудь из людей не додумывался положить туда что-нибудь, что не кошка.

Эпизод шестой

Чего кошка не любила — так это встречаться с самой собой. Каждый раз, когда это случалось, в квартире обязательно падало что-нибудь относительно большое и немножко важное (при этом наполненное водой или тоже водой, но коричневой и горькой), разбивалось с жутким дребезгом — сбегались люди, начинали топать, кричать, хвататься за волосы, в общем, вести себя очень некультурно. Крайней почему-то всегда выставляли кошку — а она виновата, что ли? Это та, другая она виновата — вечно выскочит в самый неподходящий момент, будто не помнит, что сейчас выскакивать категорически нельзя.
«Попугай ещё этот её со своими пустынями», — думала кошка, недовольно поводя ушами под человеческий шум и слизывая песок с лапок. — «Я возмущена».


☯ ☯ ☯

клюквенный мальчик
ребёнок клюквы
слышишь, как воют звери
в серое небо над лесом?
клюквенный милый мальчик
маленький красный мальчик
милый ребёнок клюквы
слышишь, как воет ветер?
тише, красивый мальчик
красный ребёнок клюквы
утром утихнет ветер
утром утихнут звери
в сером твоём лесу
клюквенная вода
серых твоих болот


☯ ☯ ☯

птицы летели через недели и сквозь незастывшие карамели мой мир твоему параллелен твой мир моему карамелен когда пролетели недели и птицы у них заболели застыли твои карамели согнулись мои параллели


Куда ведут морские рельсы

Эпизод первый

Мы с сестрой поехали морским поездом — решили, что так будет быстрее. Морские поезда нам нравятся своим воздухом — почему-то в них всегда пахнет сиренью, липой и, что более объяснимо, солью. А ещё локомотив разбивает волны круглой красной блямбой на носу, и если высунуть голову из окна, тебя обдаст прохладными брызгами, так что можно даже не умываться. Ехать три дня — в конце нас должны были встретить бабушки. Однако уже на второй день морской поезд заблудился — хотя шторма не было. Сестра сказала, что наверное машинист попался неопытный. А я возмутился — кто додумался посадить сюда машиниста? Это же поезд, а не машина.
В общем, мы пришвартовались у какого-то города, и все пассажиры вышли погулять. Город красивый: много каменных островов, на которых стоят узкие чёрные здания высотой примерно в сорок меня. Так я и сказал сестре, а она ответила:
— Бери выше! Это же небоскрёбы. Как ты думаешь, что это за город?
— Может быть, Ростов? — наугад спросил я.
— Разве в Ростове есть море? Вроде нет. Может быть, мы в Таганроге? В Таганроге точно есть море.
— А ещё там жил Чехов.
— А это здесь при чём? — удивилась сестра.
— Просто интересный факт. — Я пожал плечами.
Мимо пробегали местные ребята — они играли с большими неводами, ловили друг друга и прохожих. Поймали и мою сестру.
— Мальчики, скажите, а что это за город? Это Таганрог? — спросила сестра, выпутываясь из невода.
— Не-е-е, — протянули они хором, — это Краснощёкино, город небоскрёбов. А мы не мальчики — мы пещерные рыбы. — И мальчики убежали вверх по перрону.

Эпизод второй

В следующем городе шёл праздник — кажется, мы прибыли как раз к его началу. По улицам белого камня гуляли нарядные люди — на каждом и каждой обязательно надето что-нибудь красное, даже алое. Было немного похоже на пожар. Присмотревшись, мы заметили, что у всех гуляющих в руках по небольшой, едва светящейся пирамидке — пирамидки блестели сквозь пальцы этих красно одетых людей. Все очень загорелые, но это понятно – у моря живут. Лица серьёзные, без улыбок.
— Как ты думаешь, может быть, это Таганрог?
— Вряд ли. Что в Таганроге могут так отмечать? — усомнилась сестра.
— День рождения Чехова, — сразу нашёлся я.
Наш морской поезд издал протяжный гудок — была пора возвращаться в купе.
Мы ехали через лес, влажный и тёмный. Деревья росли прямо из моря — потому что это был морской лес. Они колыхались на волнах, и от этого возникало такое чувство, будто это ещё одно море — море над морем. Неба почти не видно за размашистыми ветвями. Подлесок был бледно-зелёным, белёсым, в некоторых местах совсем белым — я сорвал один листик, и сестра сказала мне, что это плохая примета и лучше так не делать.
Поезд в лесу сбавил ход — чтобы не тревожить зверей и птиц. Вроде даже закон такой есть — не тревожить зверей и птиц. Один раз в кустах мы заметили морского оленёнка — он, завидев нас, гортанно булькнул и окатил наше окно солёными брызгами.
— Это он так играет. Знакомится, — улыбнулась сестра.
— Хороши игры, — недовольно фыркнул я, утираясь махровым полотенцем.

Эпизод третий

— Доброе утро, — сказала огромная кошка.
— Доброе утро, огромная кошка! — вежливо ответили мы и пропустили её в купе.
— Получается, будем соседями, — продолжила огромная кошка, сев на нижнюю полку и начав копаться в небольшом (по сравнению с кошкой) клетчатом бауле.
— С такими раньше челноки в Москву ездили. На Черкизовский рынок, — шепнула мне сестра.
Тем временем кошка выкладывала на столик из сумки удивительные вещи: два бутерброда с помидорами и майонезом, балтийские шпроты, пучок пожелтевшей петрушки, удочку с комочком белой шерсти на конце, глиняную курицу-гриль, баночку сиреневой кока-колы, круглый сканворд на тему «Права человека», прозрачный карандаш, жидкий ластик в небольшом контейнере, несколько стеклянных треугольников и жвачку «Хуба-буба» со вкусом ирги. Треугольники кошка сложила на помидоры и принялась аккуратно есть, прикрывая огромной лапкой огромную пасть. Нам с сестрой она благодушно предложила шпроты с петрушкой, но, к сожалению, пришлось отказаться — мы ведь только что поели. Хотя, если честно, немножко шпрот я бы всё-таки съел, но сестра больно ткнула меня в бок, и я старательно замотал головой вместе с ней.
Поев, кошка повесила над своей полкой удочку, воткнув её в верхний матрац, и весь вечер играла с комочком белой шерсти.

Эпизод шестой

По перрону взад-вперёд ходила крупная утка с лукошком.
— Я думаю, у неё там камчатские крябы, — решил я.
— А мне кажется, что там кряковская колбаса, — возразила сестра. — Извините, сеньора утка, — она подошла к утке и присела на корточки, почтительно улыбнувшись, — нам с братом очень уж интересно, что у вас в лукошке. Не могли бы вы…
— Во-первых, мадемуазель, — сердито оборвала её утка. — Во-вторых, бутерброды с сыром рикотта и солёным лососем.
— Мораль такова, — сказала сестра спустя час, когда мы уже сидели в купе с огромной кошкой и рассказывали ей эту историю, — не суди о книге по обложке.
— Слово — серебро, а молчание — золото, — важно продолжил я.
— Когда я кушаю, я никого не слушаю, — закончила кошка, уплетая балтийские шпроты.

Эпизод седьмой

Поезд в очередной раз сбавил ход.
— К Воронежу подъезжаем, стало быть! — сказала нам кошка и, охая и ахая, начала собирать по всему купе выложенные ранее из баула узелки и котомочки с бутербродами.
— А вы в Воронеже живёте? — из вежливости спросила сестра.
— Тётка у меня там, Бретта Васильевна. Шотландская вислоухая, между прочим!
— Какое необычное имя…
— Дак ведь кельтка. У нас по женской линии все кельтки. Вот я, например, Ковентина Петровна. А моя троюродная мать — Гинерва Тимофеевна.
— Получается, у вас папу Петром звали? Совсем уж странное имя для кота…
— Он был на четверть петух ????
Море за окном сменилось на бетонные волнорезы перрона.
— Ну, прощайте, — и Ковентина Петровна, закинув за плечо свою удочку с комочком белой шерсти, сошла в Воронеже.
Эпизод восьмой
В следующем городе на нашем пути всё было сделано из сыра — мосты и памятники, улицы и проспекты, парки и скверы. Даже рельсы, даже светофоры! Даже люди там ходили сырные.
— Робин-Бобин-Барабек скушал сорок человек, — сказал я, когда мы вышли на сырный перрон прогуляться и увидели небольшую сырную очередь у ларька с пирожками.
— Зачем же он ел людей? И куда смотрела мировая общественность? — возмутилась сестра.
— Ну он не взаправду ел. Понарошку. Это стишок такой.
— Ужасы какие-то рассказываешь, ну тебя. Ты лучше мне скажи, знаешь ли ты, где мы?
— Неужели в Таганроге? — спросил я с тихой надеждой.
— Эх ты, голова! Мы на Луне. Ты что же, Мюнхгаузена не читал?
— Не читал… А что он написал?
— Да это не он написал, а про него написали. Ну ты даёшь! Удивил. — Сестра присвистнула и замолчала.
Я сконфузился и откусил немного пармезана от парапета. «А сама-то про Робина-Бобина-Барабека не слышала», — подумалось мне, и я чуточку успокоился.
Эпизод девятый
Я пошёл уточнять у проводницы.
— Извините, а когда же мы доедем?
— Когда я сношу семь пар железных башмаков, — ответила она и дала мне какую-то котомку. — Сестре отнеси.
— Ну что? — спросила сестра, когда я вернулся в купе.
— Сказала, доедем, когда она сносит семь пар железных башмаков. Как думаешь, это когда же?
Сестра прижала палец ко лбу и задумалась, мучительно подсчитывая в уме.
— Думаю, завтра. — решила она наконец. — А это у тебя что?
— А это она сказала тебе отдать.
— Ой, это, наверное, кипяток! Разворачивай скорее, сейчас чаю попьём.
Мы вдвоём аккуратно развернули котомку — в ней действительно оказался кипяток в виде кубика желе. Сестра сунула в желе заварку, пару минут подождала, а затем принялась черпать из кубика в гранёные стаканы несладкий крепкий чай. А за окном всё шумело море.


☯ ☯ ☯

кто тебе обещал, что дальше будет легко?
лягушка взбивает из молока новое молоко,
тихо тикают ходики, звонко пищит комар,
голова скрутилась в медный тяжёлый шар
нет в бароне трещинок и изъянов
только нос барона торчит из ямы


☯ ☯ ☯
ты дерево сгоревшее, ольха,
холодная ступня из лопуха,
фата невесты, тело жениха,
разбитое снарядами окно,
разлитое по улицам вино,
сожжённое амбарами зерно,
ты рыжий лес, сусально-золотой
тромбон, закопанный с тобой,
и фа-диез,
оборванное миной
под крышкой пианино


Шапито

Цирк я не люблю. Даже, честно говоря, боюсь — клоуны там эти, гимнасты какие-то. Животных мучают, опять же. От фокусников у меня вообще давление. Не люблю цирк, в общем, а папа мне говорит — пойдем, Марина, в цирк, айда. Я говорю пап, какое айда, я цирк не люблю и даже, честно говоря, боюсь — клоуны там эти, гимнасты какие-то. А папа как заладил — айда, говорит, в цирк, айда в цирк! Вроде как в детстве получится — а я цирк с детства-то и боюсь как раз — ваты сахарной купим, попкорна карамельного, как ты любишь — ну пойдем сходим.

Пришли мы в цирк, — красный шатер посреди поросшего крапивой пустыря, где раньше хотели что-то хорошее построить, но потом решили, что лучше не надо, и оставили пустырь пустырем, а цирк там потом сам как-то появился — я принарядилась немного, все-таки там в цирке какое-никакое, а общество, папа тоже усы завил, волосы свои каштановые напомадил, трубку новым табаком набил, сидит дымит — дым аж под самый купол клубами поднимается, там искрится-серебрится, в общем красота. Сидим, ждем начала представления, я ногой дергаю — будто бы вся в нетерпении, а на самом деле скучно, страшно, да еще попкорн заканчивается, скоро уже домой, пап? — подожди ты, вот посмотрим на клоунесс в длинных туфлях с помпонами и на измученных болонок в картонных юбках типа плиссе, тогда пойдем. Я тут даже заволновалась чего-то, заелозила по сиденью — а попкорн-то заканчивается! пап, скоро домой? — а папа — усы завиты, волосы каштановые напомажены — все дымит и дымит, уже купола и не видно, сплошь дым — подожди ты домой, не началось ничего еще — а когда начнется — все уже, никогда не начнется — разозлился папа и я даже удивилась, потому что как же не начнется, если вот они мы — зрители, вот он цирк — и мы в нем, и даже я, которая цирк не любит, и даже, честно говоря, боится, пришла и сидит, жует попкорн.

Я уже хотела было спросить у папы, как это так никогда, и знаю даже, что он ответил бы, что вот так вот, и сидел бы дальше молча, но внезапно поняла, что не могу найти в этом дыму ни папу, ни наши места, ни пустырь с крапивой, поэтому вы если вдруг увидите где-нибудь седого мужчину с завитыми усами и курительной трубкой, передайте ему, пожалуйста, что его дочь Марина устала и не хочет ни клоунесс в длинных туфлях с помпонами, ни измученных болонок в картонных юбках типа плиссе, а хочет доесть остатки карамельного попкорна и пойти, наконец, домой.



Надеюсь, на это письмо ты ответишь. Дела у меня так себе. Погода дрянь. Темнеет рано. Светлеть перестало вообще. Вчера гулял по городу — с прошлых выходных многое снова изменилось. Привыкнуть не успеваю. У здания Академии художеств исчезли все окна, чем там занимаются теперь — неизвестно. У здания Биржи исчезли колонны, у Адмиралтейства — шпиль. Пушкинский дом исчез весь. Сам Пушкин, впрочем, тоже. Вместо Зимнего дворца торчит кусок звездного неба — края рваные, некрасиво. Могли бы и постараться, как думаешь? Уверен, ты со мной согласишься. Невский унесли, вместо него проспект Большевиков. Куда унесли — не говорят, в интернете никто об этом не пишет. Оно и понятно — кому сейчас охота привлекать к себе внимание. Реки и каналы пересохли, из них торчат женские руки. Некоторые из них я узнаю.
Я стараюсь не отходить далеко от дома. Тоже заболеваю. Утром уловил рассинхрон в сердцебиениях. Мой врач жил на Петроградке — сейчас там одни папоротники, соваться смысла нет. Попробую пить поменьше кофе и не грустить.
Жду твоего письма, я слышал, в Купчино все гораздо хуже. Беспокоюсь о тебе.
Пожалуйста, ответь.


Вряд ли всё было именно так

Давай проясним: ты знаешь, что твой образ жизни я не одобряю. Чай ты пьёшь без сахара, книги читаешь без очков, время проводишь без пользы, питаешься болотными ягодами и черемшой, не отражаешься в водной глади. Должна тебе сказать, что и выглядеть ты стал неопрятно — гнездо сороки в твоей бороде давно разворошено и заброшено, а прелая листва на голове бросается в глаза и неприятно пахнет. С тех пор, как ты прекратил артикулировать, общаться с тобой стало невыносимо, я не понимаю твоих гортанных возгласов, как и никто их не понимает.

Я перестала приглашать тебя в гости, потому что каждый раз после твоего визита мне приходится отмывать ковролин от чернозёма, я уж молчу про мышей-полёвок, которые сбегают из карманов твоего пальто — их же совершенно невозможно вывести. А ещё ты в последнее время неуместно растёшь и можешь перестать помещаться в помещении, а оно так названо не для того, чтобы в нём не помещались, а вовсе даже наоборот. Я прошу тебя, хватит завывать пургой под моими окнами, это нервирует соседей. Ты ведёшь себя токсично, и я не намерена это терпеть. Надеюсь, ты поймёшь, что я имею в виду, и перестанешь делать то, что делаешь.


☯ ☯ ☯

три тысячи луны назад
в груди посеял город-сад
любовники без головы
притихли в зарослях травы
что в сердце лиственном моём?
ни глаз не помню ни имён
ни слов ни звуков ни души
ты мне пожалуй не пиши

Артём Ушканов: Водяника чёрная

1.

«В истории русской поэзии, пожалуй, не было большей несправедливости, чем та, которая проявлялась и проявляется доныне по отношению к Алексею Крученых» — писал Геннадий Айги в 1989 году. С тех пор прошло уже больше 30 лет, а разговор о Кручёных всё ещё можно начинать с этой фразы, не рискуя погрешить против истины.

И несмотря на то, что «заумный язык» — главное детище Кручёных — всегда казался мне довольно бесперспективным и даже несколько скучным концептом, многие его стихи привлекали внимание той особенным образом деформированной поэтической речью, которая требует обострённого чувства собственной правоты, самонадеянного права рушить связи между вещами, не предлагая взамен ничего прочного.

В какой-то момент Кручёных приоткрылся мне через опыт чтения другого поэта, пропустившего открытия русского авангарда сквозь призму русской религиозной философии и открытий в области физики XX в. Я имею в виду Константина Александровича Кедрова. В такой оптике речь Кручёных может быть — внезапно — осмыслена как травмированная встречей с Богом.

Разумеется, эта встреча совершенно не вписывается в формат церковных форм богообщения. Тот же Айги пишет об «антицерковности» Кручёных — и спорить с этим тяжело. Тем не менее, антицерковность очень редко бывает равна бездуховности. Скорее наоборот — духовная жизнь в таких людях кипит с особенной силой и не хочет умещаться в тесные рамки конфессиональных нарративов и социальных практик.

2.

В связи с этим на ум приходит фрагмент, с которым я впервые столкнулся на лекции по философии языка в Литинституте:

«о е а

и е е е

а е е е

Он вполне вписывается в ряд других «заумных» стихотворений Кручёных, но на деле является первыми строками молитвы «Отче Наш» с выкинутыми согласными буквами («ОтчЕ нАш / ИжЕ ЕсЕх / нА нЕбЕсЕх»).

«Это крутая операция, но не настолько крутая, как «На холмах Грузии»…» — прокомментировала моя преподавательница Мария Владимировна Козлова, и я согласился на 100%.

Ведь, с одной стороны, — да!, никакой вычурный формальный эксперимент не сравнится по степени поэтического вдохновения с самой обычной лирической строкой. Финальный облик формального эксперимента всегда детерминирован вводными данными или, попросту, задачей этого эксперимента.

Если автор задался целью написать стихотворение без согласных — он уже заранее сформулировал всю суть конечного результата. «Стихотворение без согласных» — этим сказано всё, само стихотворение можно даже не читать. Индивидуальность строки здесь оказывается менее важна, чем формальная задача, эту строку организующая.

3.

Но совсем недавно мне удалось взглянуть на это стихотворение Кручёных под другим углом — к этому меня подтолкнули работы современного христианского художника Максима Дёмина. По его словам, он «переосмысляет классические композиции древнерусских памятников в контексте образа руины».

Но мне ближе думать об этом как о работе с христианской символикой в модусе стёртости.
Эта стёртость — в абрисах образов, обрамляющих зияние на месте лика.

Она обращается даже не столько к зрению, сколько к нашей культурной памяти и — быть может — духовной интуиции, позволяющей замечать следы богоприсутствия, улавливать и опознавать «cмутные метафизические слухи».

Разговор именно о стёртости в случае с руиной становится ещё более уместным, если взглянуть на источники вдохновения Максима Дёмина:
Глядя на эти снимки, мы становимся свидетелями такого стирания сакрального образа, которое не профанирует изображение, но подвешивает его на границе сред и превращает в своего рода оконную раму между двумя областями духовной жизни.

Если взглянуть на стихотворение Кручёных с точки зрения стратегии стирания, по аналогии с работами Максима Дёмина, сам собой рождается вопрос — чтó, если это не просто «крутая операция»?

4.

Итак — молитва «Отче Наш» с выкинутыми согласными буквами.

«о е а

и е е е

а е е е»

Или даже не выкинутыми, но — стёршимися от времени, подобно тому, как стирается роспись на стене старого храма. А может и просто — стёршимися от многократного повторения, как стирается смысл любого слова, которое повторяешь много раз подряд.

та же стратегия — стирание

уже не абрис — просто а

В таком случае можно предположить, что «о е а / и е е е / а е е е» — это не только оригинальничанье с выкидыванием согласных из молитвы, но — например — крик человека, который переживает встречу с Богом как боль и ужас: «оеаиеееаеее».

Момент, когда благочестивая молитва, которую привык читать на автомате, переходит в крик человека, ослеплённого Божьей Славой.

5.

Да, разумеется, Бог — это Любовь.

Но встреча с Ним может оказаться страшной, если не не разделаться с эго, не избавиться от тех стен, которые каждый человек старательно возводит вокруг себя.

Например, так об этом пишет православный богослов Дэвид Бентли Харт, ссылаясь на восточных святых Исаака Ниневийского и Силуана Афонского: «адское пламя есть не что иное, как слава Божья <…> хотя она и преобразит весь космос, неизбежно будет ощущаться как мучение всякой душой, осознанно отвращающейся от любви к Богу и ближнему».

После такой Встречи немудрено заговорить речью вывернутой, сломанной. Именно так могут быть поняты многие стихи Кручёных.

6.

В таком случае, стёртость образа оказывается на деле не отстутствием, но — наоборот — присутствием наиболее интенсивным. Внезапная близость божественного сияния вспыхивает и ослепляет, приводит в ужас, вызывает крик: «оеаиеееаеее», который может быть назван «зиянием» не только в точном риторическом смысле термина — «стечение подряд нескольких гласных звуков внутри слова» (Википедия), но и в буквальном значении — зияние на месте стёршегося Лика.

Но это зияние — опять же — возникает в момент максимальной близости Бога и на деле оказывается максимальной яркостью Его присутствия — сиянием.
7.

Этот образ — зияния, которое сияет — вписывается в ряд важных для меня интуиций недвойственности, когда вместо дуализма (рай/ад, духовное/чувственное и тд) мысль движется по своего роде ленте Мёбиуса и всякая дихотомия существует только в конкретном моменте восприятия.

Такое зияние оказывается достаточно наполненным, чтобы богоприсутствие стало ощутимым, и достаточно пустым, чтобы стать простором, вмещающим самые разные формы духовного и религиозного опыта. В этом просторе найдётся место и христианам и буддистам, и постмодернистам и радикальным ортодоксам, а также Кручёных с его заумью — прямо рядом с Пушкиным.
Женя Липовецкая: Кассиопея четырёхгранная




посв. Ф.К. а также А.К. и А.К. и Н.К.

. . . . . . . . . . . . . . . . подорожник-трава
. . . . . . . . . . . . . . . . душе тревога
. . . . . . . . . . . . . . . . может вовсе у нас
. . . . . . . . . . . . . . . . не было любви
. . . . . . . . . . . . . . . . от тебя до меня
. . . . . . . . . . . . . . . . долгая дорога
. . . . . . . . . . . . . . . . от меня до тебя
. . . . . . . . . . . . . . . . только позови
1
мне нужно было
пару десятков лет дней пней подводных камней
чтобы всё растерять к ней

на вопрос:
это облако
был ответ:
это клей

2
в слове подорожник
к — прописная
но подробностей я не знаю

3
мне бы все равно не хватило
ни своих ни твоих рук
(ты бы ручку позолотила,
девочка, я твой друг
ты обо мне не забыла
а то ведь я скоро умру)

чтобы раньше собрать иргу
чем поест птица
чтоб её не помять случайно
чтоб она успела дозреть
(да с горочки прокатиться,
да мир посмотреть)

…до тёмно-синего цвета
и руки потом от неё
и свои и твои
тёмно-синего цвета

4
чтобы ящерицу поймать
ту что упала в колодец
когда я за ней гналась
она выползла из внешней обивки

дома который начинал строить
мой прадедушка Франц
по профессии железнодорожник

фамилия у него польская
а родом он
из Кишинёва

5
он собирал подорожник
а потом его ел

6
он учил меня писать букву «К» заглавную
а я сижу над прописью
как над пропастью
забываясь пишу «падорошник»
вместо «К К <…> К»

7
и глаза его были
тёмно-синего цвета


про товарищей

«давай, милый, пруд запру́дим,

чего было — всё забудем»


1
всё было съедобно
в доме моём
покуда не стало забыто
теперь неудобно
поэтому дом
больше похож на корыто

а все кто живёт в нем
а все кто живёт в нем
пока непонятно кто

вот ро́дются
вот заселются
вот намусорят
и потом
окрестим

2
я хожу к пруду
каждый день иду
и потом
сижу там и жду
может кто приплывёт
со мной поболтать
комаров поглотать

потому что я вроде как право имею
на вашу любовь хоть один раз на десять
на десять моих посещений пруда
а к кому я взываю ответа нет
и не было никогда
и не было никогда

3
я же тоже жила в этом пруду
у меня даже несколько щук в роду
(не читать как «несколько щук во рту»)

родственница по матери
русалочка сводная тётя
почему вы меня
своею
не признаёте
и играть не зовёте

друзья-товарищи
скользяще-плавающие

все вы такие
и все вы враги
все вы нагие до пальца ноги

что,
не хотите со мной
разговаривать?

а если и говорите то только времени не теряя с набитым ртом
чтоб я поняла что вы заняты
и все разговоры потом

выходит не разговор
а заговор-нагово́р
чавканье рыбье на слух как навет или порча
но я слушаю всё равно
потому что мне нужно очень

побыть рядом с вами
и быть рядом с вами
и быть заодно с вами
с рыбьими головами
с рыбьими головами

4
а моя голова мне не родная
я отказываюсь от головы

на фото где я младенчик видно
что я вам роднее
что я вам милее
чем даже друг дружке вы

я намекаю что я вам сестричка
хвостом невеличка лицом круглоличка
возьмите меня к себе
я пригожусь

коли мо́лодцы вы буду сестричкой
коли де́вицы вы буду сестричкой
коли бабушки вы буду внучкой
коли дедушки вы буду внучкой
коли кто-то ещё вы, новой какой категории,
буду вам тоже
кем-нибудь
соответственно
по аналогии

5
(говорит пригожусь а сама думает:
«пригожусь, а может быть
однажды возглавлю вас)

не прибедняйся рыбка
высоко летаешь
я заметил давно что ты метишь
в млекопитающие

«мы не делаем выводов
мы делаем выводок»

я заметил давно что ты мечешь
а икорку на сушу тащишь

и деньги у людей за это берёшь
и песни им наши за деньги поёшь

6

а все кто живёт в нем
а все кто живёт в нем
это я

родилась здесь
заселилась
мусорила
и окрестили меня двумя именами
одно для себя
а другое на случай
если я встречу таких же как я или лучше
чтобы было проще
вступать в союзы

7
а они все это выслушали
и говорят
коли ты рыбка
тогда поменьше пизди
да побольше плавай
Михаил Вистгоф: Лаванда узколистная


☯ ☯ ☯

так огромна твоя вода
что свет перелетает ее
за миллионы лет
утону
и всплыву:
щукой, чайкой, водомеркой
но никогда не смогу
тебя переплыть


☯ ☯ ☯

сухопарое чертово колесо
предосеннего воздуха вогнутая штриховка
через рамы сыпется рыхлый тревожный сон
затекая в глазницы мраморных переходов
говорила ты
говорила мне
и любая лампа полярным
вспыхивала сияньем

и срывалась кожа с моей головы
раздирали ее
взгляды-иглы, слова-шурупы
твоих пальцев проволока плавила на ручей
и я плыл вдоль травы
заплывая в стальные трубы

я плыву
чтобы в реку однажды впасть
темно-синей дугой у фигуры твоей замкнутся
чтобы ветер
волны мои толкал
и они до небес поднялись
и тебя накрыли


☯ ☯ ☯

мир беспрепятственный для ветров
Ожерелье рассыпанное
стало фонарным кругом
зажимает горло мне чокер туч
светом наевшаяся змея
говорит говорит со мной
ангел живущий здесь
уведи ее от меня
согрей освети меня
своим зрачком византийским
пронеси под пятнами
над сталагмитами тополей
пронеси меня пронеси


☯ ☯ ☯

нити бессонницы
опутали квартал

сны собрались над городом:
повисли заплатками-тучами
ударяясь об угловатую застройку

об пузыри спортивных центров
об каменные углы
которым счета нет

я смешивал все краски без разбора
когда был маленьким

сейчас я смотрю наверх
люди нервно смешивают
лучи прожектора
тлеющие оконные лампы
разноцветные угли фонарей
смешиваются на палитре неба


☯ ☯ ☯

бездонная ночь
блики шальные на гранях
стальных и мраморных
яблоко созрело во мне
красное яблоко в ребрах моих созрело
красное яблоко бьется
в мякоти будто рождается резвый птенец
ты говоришь
ты смотришь
от речи твоей
от зрачков твоих
наполнилось кровью
и разорвалось оно
Наталия Алексеева: Орхидея-призрак


☯ ☯ ☯

мы едем мимо
берез и сосен
осин и прочих
нарядных кольев
лесных тропинок
болотных топей
заходят люди
заходят звери
приносят клюкву
в смешных котомках
для шустрой рыбы
садятся рядом
садятся рядом
и тоже едут
на конечной они исчезают в высоких машинах
наши руки остаются пустыми
мы идем запоминать море


☯ ☯ ☯

тело деревенеет
но соленой воды еще много
на лице остаются два русла
в них живут жуки короеды
жуки короведы катают
комки из шершавого пепла
складывают в горло
выпиливают дороги
пока тело не обратилось камнем
дерево белого цвета
у белого моря
меня огибают потоки песка
тянут за собой в тепло земли
я прикасаюсь к шее
слышу как бьется время
камень которого я касаюсь
из серого становится карим
становится гладкокожим
как найденный плод каштана
орехом эхом мхом
поднимается бледная зелень
какой весне мне ее подарить


☯ ☯ ☯

ехать на поезде в темноте
и переспрашивать тебя
это что, туман?
откуда столько тумана?
где мне найти его
в своей обычной жизни?
рыбаки у моей обмелевшей яузы
не его ли ловят вставая с рассветом
потому что какая в яузе рыба
и конечно телефон заглючил
и конечно ни одной фотографии
туманные киты дышат
по обе стороны рельсов


☯ ☯ ☯

ты называешь трех
и я запоминаю трех
и пристально разглядываю полки
хочу забрать с собой еще имен
не чтением единым но откуда
начать скитание по бесконечным далям
размеренное шествие к вершинам
длиной в оставшееся время жизни
когда не с обжитых привычных территорий
что взять с собой когда ни пару книжек
мой путь был короток как память
вот я читаю всех кого ни назовешь
вот я не помню третье названное имя


☯ ☯ ☯

остановленное
ты гладкий и невесомый
притихший
под первым снегом
я опускаю глаза
разглядываю свои руки
разглядываю свою спину
каждую складку ткани
как будто стою у двери
из которой мне можно выйти
почти завершена чужая речь

ты цветешь
я говорю


☯ ☯ ☯

и.а.
ты разбила черную кружку
долго смотрела на черепки
потом собрала их выбросила
и сказала как странно
у меня так всегда
подумала как неудобно
когда наливаешь чай непонятно
какого он цвета
и вот кружка разбита
а потом подняла на меня
свои странные голубые глаза
и сказала как странно
а больше ничего не сказала
ты разбила цветник с розами
но это уже другое
Константин Белов: Незабудка


Первое стихотворение

Мама – рыба
Папа – рыба
Костя – мясо



Зеленые грузовики во дворе ритуального бюро



и мертвые дети обнимали его



качели после нас ещё качаются



Я не вижу тебя за переплетением жил.
Ты всего лишь кусок мяса, всего лишь кусок мяса —
успокаиваю я себя.


После

сначала будут помнить из жалости
потом страха смерти
потом повода выпить



Трупный запах родительских спален



венки для самых лучших
венцы для нелюдей



По обгоревшим стенам вьется девичий виноград


Ангел

Статуэтка с отбитыми крыльями смотрит на меня



Смысл белезны снега —
Григорианское пение мертвых птиц


Зимой

Заснув в дороге и открыв глаза –
Не видишь границы неба и земли



И всё-таки здесь хорошо

Эти слова о молчании

Так пастух привыкает к шуму трав



жизнь как самолёт на мускульной тяге

Космос

Птицеед сверкающий глазами
Андрей Янкус: Очитник тополелистый


СИБИРЬ СКВОЗЬ ЗАМОЧНУЮ СКВАЖИНУ

1
путник разрезан берёзами
ему кажется
день был вчерашний
а он был сегодняшний
хлеб в магазине

2
существовал как мысль
которую
смешно подумать
ха-ха
смешно подумать
такую мысль

3
и где ни появлялся
тут же извинялся
за своё присутствие

4
за своё отсутствие
не извинялся

5
думал дело табак курил
думал дело курил табак
думал табак дело курил
думал курил дело табак

6
во дворе под костлявыми тополями
на лавочках
на скамеечках
старики
а со стола
немо смотрит рыба
глазами точечками
домино

7
до минор
соль
соль минор
и прочие
земные
минералы
его за своего считали
ис-ко-па-е-мы-е

8
на окраине
с окраин
так и дом с сонным зёвом подъезда
два этажа стёкла в деревянных рамах
с окраин
так и жигули и пиво охота крепкое
и майка и штаны спортивные
с окраин
огородик маленький маленький
прямо тут от окна до дороги
такой маленький
а
зато свой

9
на параде в честь победы грозных дядь
которые в пилотках с поднятой рукой в ней пистолет кричали
и шли в атаку на
больших красивых
картинках с ленточкой
мама сказала девочке тане
таня дай шарик вон тому старичку
вон тому
старичку
впервые примерил это слово

10
сидел на кухне смотрел
как в стакане паучок
паутинку вьёт
паутинку вьёт
паучиху ебёт
вдруг
что-то где-то упало громко
бах
от неожиданности раз
в себя схлопнулся
остались одни очки
что же это так неожиданно где-то падает
у соседей что ли

11
завязывал шнурки запутался
стал распутывать
взял один конец шнурка и пошёл от него к началу
шёл-шёл
пришёл
на начале нашёл
себя
привязанного

12
на кончике носа
был прыщик
косил глаз
всматривался
и в это
солнышко

13
подумал ебись оно всё конём

14
подумал ну может и не всё
вот это например
и это
и это тоже
не ебись

15
сначала хотел но не стал
потом не стал хоть и хотел
подумывал уже встать пойти и
потом передумывал
и перепередумывал
думал ну я же чуть-чуть
я же чуть-чуть
туда-сюда и
хлоп
потом нет
урезонивал
урезонивал
потом пошёл
купил бутылку водки

16
отмокшая обоина от стены отошла
потянул за край
вскрикнул
ай
как заусенец
выступила кровь

17
подумал гори оно всё огнём

18
подумал не гори
а то вдруг оно возьмёт
да и правда

19
шёл по бульвару переставлял перед собой палочку
вдруг смотрит что там блестит монетка
наглянулся посмотреть поближе протянул руку
отразился в монете солнечным бликом
хлоп и
сгладился как некоторая шероховатость

20
полез в кошелёк искать мелочь на проезд
залез целиком
кондуктор сказал эй стой куда
следом вставил жирные пальцы
извлёк
как ту самую монетку
вот говорит
ваш билетик

21
вспомнил как однажды лет сколько-то назад шёл с работы вдруг видит дым над рекой так лежит и
так песня ох сердце

22
скорая помощь по кочкам прыгала
голова пациента подпрыгивала
подпрыгивала
и в сторону с дороги
покатилась
её нашёл бурундук
и спрятал
в дупло

лежит там
и думает

23
однажды подошли трое
первый крутил на пальцах чётки
сказали э ну а чё ты

ничё

точно?

да точно

ну ладно
иди

отлегло

24
вышел во двор птичкам корма насыпал
и сам рассыпался
птички прилетели
склевали всё подчистую
и полетели через страны реки океаны
на юга
где калифорнийское солнце
и шоколадный загар красавиц
виски с содовой
и сигара

25
подумал катись оно всё
покатилось

26
затыкал щели в стенах ватой
сохранял тепло
уши ноздри
рот и анус
заткнул ватой тоже

тепло

27
трёхколёсный ржавый велосипед
краска облупилась
потом расправил плечи
надел чистый пиджак
пошёл на танцы
глядишь
и кама
или даже урал

28
рыбачил как-то на закате
солнышко налипло на леску
налипло и хоть ты тресни
тряс тряс леской
стряхивал солнцышко
упал
ауп
проглотило озеро

лес
тишина
комарики жужжат

29
подумал да
передумал

30
взялся за голову
вернее
схватил себя за волосы
подумал что же не так а
что же не так
может надо было
поступить в техникум

31
заварил чай добавил сахар попробовал
нет недостаточно сладко надо ещё
ещё добавил попробовал нет вот
ещё самую малость одну может
быть разве что сахаринку
да и того меньше даже
с самого краешка
ложечки
раз

и сам свалился в чашку

32
нарисовал таблицу
я – чуть-чуть
мне – чуть-чуть
меня – чуть-чуть
мной – чуть-чуть
и обо мне
чуть-чуть
тоже

33
искал своё место
посмотрел и на кухне
и в кладовке
и в туалете

посмотрел в спальне
в раковине
вышел сходил в сарай
искал своё место
нашёл
на чёрточке
в слове
чуть-чуть

34
больше сказать как о нём
он меньше взгляда
меньше взгляда
как его
микроскопически
ни рассматривай
Геннадий Каневский: Анемон


☯ ☯ ☯

кто за смелость принимает глупость?
ты ли, тот, кто смотрит на меня
через мой листок полупрозрачный?

черепаха, чистый понедельник,
мерной ложки мятный холодок.

в детстве и болезнь на диво впору:
знай дрочишь и изучаешь карту
трещин, или солнечный квадрат.

поворот налево, вправо шаг,
вверх на две прозрачные ступени.

коридоры воздуха тесны.
там толкутся под огромной ступой
божьи насекомые любви.

сколько собралось на фунт сушеных
лакшери тебе расскажет вилладж.

тут крестовский рукописью машет,
там кузмин лорнетку направляет,
постоянно жжет молоховец.

подвигайтесь, матушка, нивроку.
солнца, трещин, снов, небытия.


☯ ☯ ☯

в национальном корпусе
русского языка
в разделе поэзия
лама лежит
итигэлов
тленьем сквозят черты
но нетленны
ни жив ни мёртв
думает вот попал
из забайкальского корпуса
где ремонт
в национальный корпус
перенесли

в национальном корпусе
русского языка
жечь благовония
мантры произносить
и барабаны вращать
против хода солнца

национальному корпусу
русского языка —
пусту сказали быть
этому месту
если не будет
в нём ни живой души
но в световом луче
под потолком
под табличкой ломбард
мечется моль
живая
праведная душа
скрипка лиса
дочь колеса
перерождений

ну и конечно
лама ещё
итигэлов

но этот

ни жив ни мёртв

кто его знает
к чему
его отнести


☯ ☯ ☯

ну скажи мне, критик, что-то лестное,
только современным языком:
«проблематизирует телесное,
и с проблемой гендера знаком,
живость и владение просодией
маскируют ригоричный стиль»
это пригодится мне на родине,
где кружится лагерная пыль.
приезжай сюда, попьем фалернского.
звёзды над пустыней и закат.
семинар «забытый текст каневского»
проведём, бравируя слегка
знанием литературной кухоньки,
кружевами нижнего белья —
ты, уж не такой как прежде пухленький —
и совсем подслеповатый я.


☯ ☯ ☯

кто закроет небо, тот и свой.
а потом откроет, как утихнет
время, и небесный часовой,
заглянув снаружи, скажет «их нет».
скажет «выходите, не боясь».
и не то от слёз, не то от света
после тьмы, рукою заслонясь,
ты шагнёшь в невиданное лето.
там не будет бурь и непогод,
в первый раз за многовековую
книгу наблюдений — не пойдёт
зимний мир на летний в штыковую,
и возлягут, как сказал пророк.
и восславят, как другой заметил.
и отменят боги рагнарёк —
глупые воюющие дети.


☯ ☯ ☯

там кастрюля стояла
на голубом газу
и хозяин квартала
что-то кричал внизу
и тянуло покоем
мафией сном стряпней
и старело такое
как потолок лепной
но всё время хотелось
музыки и вранья
молодёжного тела
ближе к кому своя
расписная рубаха
тесных ночей вдали
беспокойного праха
в дальнем краю земли
черепа верещагин
нагромоздил в краю
из которого чайкой
я улетел в твою
область обетованья —
говоришь что и мой удел —
в кою вгрызшись зубами
мой народ сидел
не вцепившись во что-то
только ветром одним влеком
мне лететь бы полётом
шелестеть тростником
клон нелепый паскуда
как меня называла та
человек ниоткуда

дон кихот никуда
к языкам не способен
мужикам не партнер в игре
не гордясь что особен
точку дня превратить в тире
в музыкальную тему —
но пойду погляжу
там кастрюля вскипела
на голубом газу

[Т(ель) А(вив)]

1.
на ветре из розовой пыли
домчим до угла
день города остановили —
и ночь прилегла
под голову — свёрток газетный
где сводок слои
и фоновый шум незаметный
как море вдали
кабацкая слов перестрелка
и ты улеглась
по трассам рассеялась мелко-
дисперсная мразь
никто вам не выключит лето
не выпьет «на ты»
немного прохладного света
в листве темноты

2.
текущая по бульварам
толпа пестра и проста
пока не станет паром
не досчитает до ста
покуда в царство тени
не обратятся сады
и вздувшийся младенец
не выйдет из воды
ему неведома злоба
он не грек не еврей
его носила утроба
соединённых морей
а ныне — его царство
как прижатый к виску
под мяуканье сальсы
пёстрой ткани лоскут

3.
серсо позабыли
скажи — не помнит никто
и это север
а что говорить о юге

туман окраин
где ждут полуночной дозы
а утром встанут
отбойные молотки
обесцветив
обналичив равных
пепел работ
тонким слоем на всём
полчаса поработаем
час покурим в сторонке
перебьёшься хозяин
иначе нам не прожить
ровно в полдень
мы исчезаем тени
след египта
лапы головы псов
это время
подземной охоты
тут у вас полдень
жара
а там у нас ночь

4.
раз в неделю
показываясь из воды
в районе старого порта
умирая и
умирая
да так можно умирать
бесконечно
что он там себе
думает
подстрекая
дразня
хватая
то за сосок
то за жопу
постоянно
переходя границы
— авеле
авеле
— что каине
— мамеле тут
она видит
Владислав Лебедев: Анис


Стриж

чего ты хочешь, тело?
я не ругать тебя пришел
мне помоги тебя отстроить
я клин стрижей на ноги хилых здесь нашел
вникает стрельчатая башня — как бы нить
в непрерывное небо

чего хотело ты когда-то?
нет, дай забыть тот персональный сумрак
где черная земля чернила горе
лишь толику как в щелку саркофаг мой
приоткрыла неуемный голод
о чем слагается у вещих где-то за окном забота

о чем печалишься, душа моя?
зачем ты выбежала босиком за полынью?
так что глаза болят уж сутки мельком
усталый стриж быстрей плывет чем дышит или на скамью осядет
зачем мельчить того что мельче невозможно как клыком зажать
не плачь, пожалуйста, и встань на расстояньи от меня

10.2022


☯ ☯ ☯

воде фонтана тоже холодно
мы были слишком чужими

фонтан и музыка
единство холода с отчаянием
свет музыка фонтан
и почему спустя 4 года я снова здесь
где все разрушилось в последний раз

мне холодно

разница в ценности
которую я придавал и тогда и сейчас
они забирали мою важность себе
не давая взамен ничего

откуси язык если зубы стучат
тебе незачем говорить
если щелкнуть пальцами на холоде то они сломаются и рассыпятся

распутай меня
размотай по волокнам усталость


08.2022


☯ ☯ ☯

я нащупал какой-то нерв
я нащупал какую-то жилу развалин
выбираю только терпимые страдания
в зависимости от обстоятельств
только терпимая боль
например я прижал колено к переднему сиденью автобуса той стороной, которой менее
больно
к тому же левым коленом
почему-то в любой я дороге я всегда высыхаю буквально
то ли хочется пить то ли хочется спать (а нельзя)
сейчас кстати опять колену стало больно

странное слово колено
у меня только тяжесть от него в уме
ладно я вру пора отучиться драматизировать даже колено
я высыхаю, как будто у меня аллергия не на тишину но на дорогу
хотя в метро спрашивал брата
куда я иду и зачем в чем суть этой дороги пусть я выдержу путь
а на деле просто сумка была тяжёлая и не хотелось с ней подниматься по лестницам
перед автобусом накричали
наверное она не знает, что каждый, на кого кричат перед отправлением может быть
писателем и потом обличить крикуна
нет, не из игры — из реальности
и такое поднимет

но в салоне автобуса, я обещаю, мама, я сделаю все чтобы люди осознали свою ошибку
буду шуршать упаковками, громко глотать воду, может непростительно слушать музыку
аж в наушниках
может даже двигаться на сиденьи, хотя не принято (ну нельзя на сиденьи в автобусе
двигаться, страшно же)
я устрою вам 5 остановок ночью чтобы в спинки ваших сидений толкались
короче чтобы люди поняли и больше никогда не ехали домой на автобусе из москвы
далеко домой

потому что любой город далеко от москвы но тем лучше

я не могу уснуть здесь но меня ждет зима в моем городе чистая грязная скорая
и меня точно ждут
это счастье, наверное, когда тебя обязательно где-то в затемненной области (то есть
любой кроме москвы) кто-то ждет
и я этому правда рад
только город мой — город моих страданий
это город песка из которого что-то слепить успел пока был в москве
город хаоса, когда не понимаешь, о чем ты и что ты
не понимаешь, с кем встретиться, во сколько встать и нужно ли жить в этом городе

но там есть те кто меня ждёт
и я не могу без них никуда идти
как геля сказала, фигурки из полимерной глины всех близких правда первая
необходимость
но пока у меня нет полимерной глины в салоне автобуса мне хватает воспоминаний


12.2022


☯ ☯ ☯

всякий анализ это смертоубийство
всякий анализ это смертоубийство
всякий анализ это смертоубийство
всякий анализ это смертоубийство
всякий анализ это смертоубийство
я запнулся сегодня пять раз

01.2023


☯ ☯ ☯

я скажу, только стоя у зеркала,
что в моем ритме кончился бег
что в размере пропущено ударение
по подобию слова в строке
что в шагах я заметил одно допущение
и допущение это — вина за шаги


01.2023


☯ ☯ ☯

здесь так холодно сны примерзают к зеркалу
сны примерзают к шарфу
сны примерзают к памяти
но память легче в пламени
ее легче согреть если в памяти

так много холода
все заморожено
все не растает и все не исправится
здесь так же холодно
как у тебя в руке
как у тебя в кармане
как у тебя наощупь я шарюсь в карманах
каждый из вас промежуточно холоден
каждый из нас бесконечно спокоен в холоде
как у тебя в ладонях

как у тебя в ладонях?
остались силы отогревать память?
может перчатки или варежки хочешь? я уже нашел для тебя
что? не носишь перчатки из принципа? потому что так нет прослойки до памяти?
странно что я в этом холоде лишний
странно что память замерзла и больше не вымерзнет
странно — что живо, я сам — не странно что хочется помнить

ибо ничего пустого не запечатаешь
ничего пустого не запечатаешь как ни старайся
ну вот я запечатал холод
а что ты запечатываешь
своими руками
такими холодными маленькими и жестокими?
или добрыми?
наверное это не важно, какими руками
запечатывай почаще
или
все превратится в холод
и этот стражник перчаточный
будет царапать локоть кусать губы
царапать стены фалангами холода

01.2023


☯ ☯ ☯

сиринга ж бегством спасалась от пана
это все что мы знаем о ней до конца
он срезал тростник
но быть может ее вместе с ним
она могла утопнуть в васюгане слишком быстро глупо бесполезно
была бы дерево или упала в пропасть что разверзлась под стопами
и все-таки скажи мне дафнис или дафна? то лавр или каучук в зачатке?
она спаслась но в смерти лишь спасение

все в васюгане топнет год за годом

он бы поймал спеша стать сразу всем насилуя невесту пасторали
— Ламон воздвиг немало или мало грустных мифов —
и что случилось без борьбы с борьбой?
которая из пары копий тростника — ее, и чья — твоя?
пан изобрел тебя, на самом деле в скорби
но эта скорбь такая же как по куску
а может быть мне бога не понять
ты заключен в картине перед сумасшествием художника
и ты влечешь но и отталкиваешь тем
что в васюгане год за годом тонет все

01.2023
Дмитрий Дедюлин: Шикша


СЮИТА ЛУННАЯ

1
лысые астронавты высаживаются на луне
белые дети бегут из всех кустов
лысые астронавты ваши руки в крови
белый дягилев начинает кантату играть как игорь его научил
сыплются конфетти
там в париже лысые астронавты высаживаются на луне
а я тебя почти забыл
где ты?
отчего ты пила эту пыль?
в зелёном стакане хранится весенний гром
дети это столбы загустевших трав
а я плыву за бортом
алые возгласы неба
мне дети спускают трап

2
трап это воздух в котором живём
и который почти забыл
в нём я гуляю как стадное ничего
руки мои в любви
плачут мои столбы
они накрывают на стол


☯ ☯ ☯

день рождения печали
мы сегодня отмечали
день прекрасен
был и нем
я сегодня от печали
все мы падаем ночами
прямо страшными очами
в сад безлунных хризантем


СОВЕСТЬ

1
я в словаре нашёл лишь букву у
и с ней дружу на мир иной сморкаясь
порой тут пробежит рычащий заяц
порой в траве подходят сны ко рву
но я живу к тебе не прикасаясь
по-ангельски как сон немой живу
и замерзаю, сети эти рву
и ухожу как гордые трамваи
в немую сень
в немую синеву
как солнце алое
на брызги разлетаясь

2
стихов немая завязь
растение сурепка
пойми тебя касаясь
цветёт немая клетка
о лунный соловей
чего во тьме желаешь?
и только сонм кровей
тебя увы живей
твоей судьбой питаясь
с тобой пройти пытаясь
толчётся у дверей
с тобою словно совесть


РАГНАРЁК

и конечно наш Ги Дебор
словно каменный приговор
словно страшный и пьяный вор
что крадётся между дворами
вижу я здесь твоё цунами
вижу песню печальных гор
словно капли что падают в створ
этих рук
мы остались сами
меж палаток и платьев тих
бродит мраморный наш Жених
и сжимает звезду под платьем
это Один – наш чёрный Бог
вот таков пустоты итог
вот такое сейчас заплатим
вот такое сейчас заплачем
над водою где твёрдый смог
словно губ молодых проклятье
то что ты мне шептала в объятьях
то и сбылось – наш Рагнарёк
словно облако пятикратен


☯ ☯ ☯

безумие души моей изучит бакалавр
безумие души моей измучит бакалавр
моя душа радар
моя душа анчар
безумие души моей изучит бакалавр


☯ ☯ ☯

в петле тугой
друг дорогой
тихо вращался
словно покой
тёмный левкой
в сон превращался

словно остаток
пламенных скал
в небо рябое
гулко скакал
в бездне зеркал
небо любое


☯ ☯ ☯

там где стена
там голубое небо
там сон во снах
там хохот снежных вьюг
поёт печальная Селена
среди фасованных подруг
то бабы белые с морковкой
с лопатою и с помелом
и только порскай
этот гром
внезапных леденцов
сосулек
бубенчиков
прозрачных кулек
которые взмывают
над крыльцом
Настя Казьмина: Можжевельник

Новелла №7

Диалог с Сарой Кейн во время продолжительной болезни

вместо монолога, который я

не могу написать

Кто-то скажет что это истерика

(им повезло что они не знают правды)

Они увидят в этом простой факт боли

А для меня это становится нормой

Сара Кейн, «4.48 Психоз»

Я ненавижу тебя, Сара Кейн. За то, что ты сделала. За то, что я

из-за тебя теперь этого никогда не смогу

1.

Здравствуй, Сара. Знаешь, у меня, кажется, много друзей, и они меня поддерживают, и я ничего

ничего в общем-то не делаю, чтобы они меня поддерживали

они говорят, ты знаешь: и это придёт чтобы уйти и это проходит и это тоже всё пройдёт и это пройдёт

только ведь оно не проходит

не проходит никогда, оно прячется за функциональностью, за недостатком времени и трезвостью

от которой мои друзья (т а к п о ч е м у ж е – сквозь зубы, негодуя ?) так часто стараются избавиться

сегодня я не смогла, не успела снять ботинки и дойти до стола, пришлось взять маленький полиэтиленовый пакет от лекарств, расстелить его на полу и, встав на колени, харкаться на него, тогда я подумала – нет, ни о том, что я не могу и не должна и всё равно не буду писать, об этом я думаю всегда, когда плохо, если не всегда – о том, что мой друг сказал мне вчера, и о чём и я думала:

чего ждать от людей, когда внутри них только мерзость: кровь и слизь, желчь и рвота

они выходят ощутимо, они продукт и результат, то вещественное, что я могу дать этому миру

поэтому и с других я не спрашивала, не спрашиваю, не спрошу больше

ничего

ни подвига ни доброты

ах именно этого мне бы от них хотелось

только мы одни, Сара,

обними друзей

вдруг они были

были же

я знаю

у меня вот есть

я скидываю вещи и сажусь под тепловентилятор, и мне сложно двигаться и разговаривать, объяснять, я понимаю, что силы есть разговаривать только с тобой, а дотянуться до платья – нет, так и остаюсь, обхватив колени, пока ступни не начинает жечь, но можно ведь как в материнской утробе, и только со спины чьи-то руки тянут назад, а мне не хочется, я сплю большую часть своей жизни, так делает большинство, но сон наяву странный симулякр, почему бы не спать по-человечески – ах, это не принято, нас осудят за бездействие, Сара, за нежелание жить, Сара, скажут:

Я скучаю соскучил/а/ся по тебе. И я знаю, ты сильная будешь в порядке справишься.

и за действие осудят

потому что когда я посмотрела на то, что из меня вышло

я подумала: «Хорошо, что это из меня вышло»

и он сказал мне так однажды: «Хорошо, что это из тебя вышло»

это он частично процитировал одного знаменитого американского уличного фотографа (имени я не вспомню), который сказал своей студентке, очень богатой даме (он преподавал на курсах), посмотрев на её работы: «Хорошо, что из вас это вышло»

Хорошо, что из нас это вышло, Сара.

А ведь он так и не читал (к счастью) ничего из того, что я написала.

(а я была влюблена не в него, но ведь есть что-то сильнее и страшнее, когда ты ещё мягкий, глупый, страстный, в том и дело, но это пережито, забудем)

А какой худший комплимент ты слышала в своей жизни?

Всё, что вышло из тебя – (здесь я прочту ещё пару твоих пьес, потому что кроме «психоза» я, конечно, ничего не читала) – гниль, желчь, ненависть, боль, страх (это, пожалуй, будет преждевременно, но я не ошибусь, так многие сказали, и говорят, и скажут, кроме тех, кто тебя, страдалицу, сволочь, смелую, вознёс на пьедестал вместе с другими гениями новыми драматургами, конечно, ну а пока:

Мне грустно

Мне тоже

Я чувствую, что будущее безнадежно и лучше не будет

Сейчас – нет, но это не чувство, а мысль, с которой живёшь, привычка и только

Мне скучно, все раздражает

Да

Я потерпела полный крах как личность

Нет, я слишком молода, у меня ещё есть несколько лет, я его ещё претерпеваю (на самом деле это уже случилось, несколько лет назад, и ещё несколько, и ещё несколько раз, позитивное мышление – ложь, прости, я просто не хочу расстраивать маму)

Я виновата, я наказана

Да

Мне хочется убить себя

Нет, мне хочется умереть, но мне страшно, я слишком влюблена (в себя), чтобы сделать это самой

Раньше я умела плакать но теперь я за гранью слез

Так было, но я снова начала, это признак жизнеподобия, а для избавления от невыносимой тоски рекомендуют химические препараты, но кто мне их даст

Я потеряла интерес к людям

Я везде чужая

Я не могу принимать решения

Не умею и не хочу

Я не могу есть

Меня тошнит

Я не могу спать

Но я стараюсь

Я не могу думать

И не хочу

Я не могу преодолеть одиночество, страх, отвращение

Не могу

Я толстая

Нет, не очень

Я не могу писать

Кто бы помог

Я не могу любить

Я не знаю даже, не понимаю, хочется ли, и как именно

Мой брат умирает, мой любимый человек умирает, я убиваю их обоих

Да, не стоит напрягать близких, ты же сильная и со всем справишься сама

Я не могу трахаться

Да, это мерзко, но я бы просто хотела, чтобы меня иногда трогали и целовали

Я не могу быть одна

Я схожу с ума

Я не могу быть с людьми

Они дрыгают ногой, щёлкают пальцами или глупые, пошлые, наивные, а девочки плачут, сдавленно отвратительно смеются, а мальчики обижаются и лгут, дети кричат, старики бесполезны, мертвы, занимают место, я их всех ненавижу

У меня слишком широкие бедра

Да, но, кажется, это красиво. Правда, когда ты/я станем старыми (нет, никогда), это (не) будет серьёзной проблемой.

Я ненавижу свои гениталии

Я ненавижу мужские и чужие

С кем я говорила всё это время?)

2.

Ночь, просыпаюсь в поту и бреду.

После лихорадки – гипотермия. Утро.

Температура – 34.0, 34.4, 35.4, 35.9, 36.0, 35.8, 36.4, 36.0, 36.6, 37.1, 32.6 градусник устал, 37.2, 36.4, 36.3, 36.5, 36.2, 36.2

Моя нормальная температура – 35.5/7

Но если честно – я не помню, что норма

Я никогда не знаю, что написано в медицинском заключении

Мне не говорят об этом

в психдиспансере, в поликлинике

Значит, никогда ничего серьёзного

Значит, можно ни о чём не беспокоиться

Как обреченному на

Мне никогда ничего не говорят

3.

Снилось (мне не снятся сны, только кошмары), что осталось немного, все ждали, когда я умру, а я прислушивалась к телу тщательней (тяжёлое чувство в груди, давление, как сейчас) ближе к сроку, бестолково тратя время, но понимала, что ещё не

Мне приснилось, что я пришла к врачу и она сказала, что мне осталось жить 8 минут. Я

полчаса сидела в ее сраной приемной.

время.

Оно придёт, как только я об этом забуду.

Переход в состояние вечного ожидания ー

то есть

ничего не поменялось.

Значит,

Сара

Меня интересует только категория времени,

то, что мы так быстро всё забываем,

упуская состояния

самые существенные:

Сара, тогда всегда будет он в страданиях призывать тебя на помощь

всё, что скопилось в моей груди (читай ー в сердце)

в районе солнечного сплетения за все эти годы

гниёт и выходит наконец сгустками потоками слизи и крови

очищению способствуют недуги тела

я забываю его, мне лучше, я больше не молюсь, мне не страшно

чтобы жить надо

забыть

что есть у тебя сердце, лёгкое, печень, желудок, барабанная перепонка, мочка уха, голеностопный сустав, колено, трапециевидная мышца, влагалище, губа, запястье, бедро, способность сострадать, жертвовать, быть уязвимым, честным, мягким,

любить

Сара, в тебе нет равнодушия

ты

мой любимый человек:

доброе сердце ー злой язык

и уязвимость/уязвлённость мысли

непотаённость/невозможность злобы

Мне жаль, но

я очевидно переживу тебя, Сара

только не в попытке ли защитить_ся ты сошла с ума

я не понимаю, скажи, что нет

иначе

пылкой слабой наивной не знающей греха

ты не пережила того

о чём писала

сколько надо отваги

чтобы так скрупулёзно умереть

видишь, как быстро меняется моё состояние настроение

я ведь не удерживаю внимание дольше

мне уже хочется жить

ты же

Встретилась с Ней/Ним? С изнанкой-Собой, Изидой, Совершенным Умом?

Да что это вообще значит?

Как можно позволить себе?

(тут я отдаю тебе должное как демиургу)

Сара, я очевидно прихожу в норму, потому не могу более вести с тобой диалог отстранённо = искренне

Так я поступаю с друзьями, с теми, с кем вступаю в разговор

Они не знают, ты ー не узнаешь я всё ещё говорю с тобой по известной причине

Теперь у тебя тоже есть причина ненавидеть меня, Сара

Только ты уже никого не возненавидишь

Только те, кто испытывает ненависть ー умирают за жгучую потребность

Быть любимой

Только те, кто способен любить ー умирают за того, кому наплевать

умирают за того, кто не знает

Сара, я тот, кто молчит

кто признаёт разрушение постоянным

кто исчезновением ничего не оправдает

(в этом я виню тебя)

ТЫ ЛИШИШЬСЯ ОБЕИХ НОГ ВЫРВЕШЬ ЗУБЫ ВЫКОЛЕШЬ ГЛАЗА, НО НЕ ПОТЕРЯЕШЬ СВОЮ ЛЮБОВЬ

Я ВЫРЕЖУ ТЕБЕ ЯЗЫК ВЫРВУ ВОЛОСЫ ОТРУБЛЮ РУКИ И НОГИ

и оставлю тебе её

так уж и быть

Потому что мне она не нужна.

Пусть же ничто не погасит твой гнев и гнев тебе подобных.

Моя же любовь не позволит

Пусть даже я тоже не хочу жить в этом мире.

Причинить себе / мне зло

И не вернёт веры в себя.

Потому что я тоже

Но разница между нами в том, что я

Не отдам её теперь никому

Предатель.

Даже когда весь мир

Сара, мне кажется, я

Наконец

Бессовестно врала тебе

Изорвётся

Как любой другой жалкий ничтожный мудак.

Чего жду с нетерпением

Ты столько отдала, больше, чем

требовалось

ー это и есть самоубийство, дура

достойное человека

Которого я когда-то любила/ю

Я всегда стремилась избавиться от грязи, (поэтому с утра лицо похоже на автопортреты Антонена Арто, ногти острижены так коротко, что не в состоянии выполнять защитную функцию, голени и впадины, и губы кровоточат),

как позже от проявлений слабости

И держалась, Сара

намагниченным стальным стержнем

в хрупком корпусе

(кожа тонкая, видны грудина, позвоночник, рёбра)

пока не складывалась вдвое

от одиночества и любви, и ненависти, и нежности, страха, которые

никому не нужны

да потому что нет их нихуя у тебя нигде давно

не находят выхода

не пизди

застревают в горле, жгут в груди, вызывают тошноту – как неучтённая стопка водки

заставляют плакать

Я могу заполнить свое пространство

и свое время

но ничто не сможет заполнить эту пустоту в моем сердце

Тебе ведь тоже не нужна моя любовь.

Зачем же мы..?

4.

Сара, я бы сказала (должна?)

что забыла, что разговариваю с

психически больным человеком

как будто это как-то должно влиять на

то, что я говорю

5.

Сара, дело в том, что кульминации не будет.

Нам остаются лишь бесконечные перипетии, смены состояний.

И известная развязка.

Тремор, набор веса, затравленное либидо, подавленное желание, смена твоих депрессивных и маниакальных состояний –

убеди меня, что это свойственно лишь тем, у кого записано в истории болезни:

расстройство.

То или иное, нужное вставить-подчеркнуть-зачеркнуть-перечёркнуть-вычеркнуть.

Нет, милая.

Я ничем ему не обязана.

Я – нормальна.

Я – не в силах понять.

Но я чувствую тебя –

– от слёз до восторгов,

без всяких медицинских заключений и очных ставок.

Нормальных следовало бы заключать в психиатрические лечебницы – у них нет сердца, они не чувствуют боли и органы внутри себя.

Господи, почему,

я существую так незаметно для тебя

У тебя, блядь, для этого слишком много рассудительности и здравомыслия.

себя

для себя

Сара!

(Очень долгое молчанье.)

Я неправильно поняла закон сохранения энергии, у меня вообще с этим проблемы, может, просто, убрать зеркала, мастурбировать на чьи-нибудь ещё фотографии, стать холодным или горячим или хоть каким-то, нажить врагов, запринадлежать к радикальной идеологии, сойти с ума, помочь нищему, влюбиться и сказать об этом хоть раз, ссориться, кричать, повышать голос, быть женщиной, и стать, проявиться, чтобы каждый придрался, отключить мозги, вызвать насмешки, сесть на колени, засмеяться громче, т.е. заиметь видимую причину,

но

я должна держаться в одиночку

я не хочу

осуществлять замыслы и цели

преодолевать препятствия и добиваться высоких показателей

повышать самоуважение через успешную реализацию своего таланта

преодолевать сопротивление

иметь влияние на людей и контроль над ними

защищать себя

охранять границы своего психологического пространства

отстаивать свое «я»

привлекать к себе внимание

быть увиденной и услышанной

волновать, изумлять, очаровывать, потрясать, заинтриговывать, забавлять, развлекать или соблазнять

быть свободной от социальных ограничений

противостоять принуждению и давлению

быть независимой и поступать как считаешь нужным

пренебрегать условностями

избегать боли

избегать стыда

забывать о прошлых унижениях путем возобновления действия

сохранять самоуважение

справляться со страхом

преодолевать слабость

быть принятой

быть признаной

привлекать к себе людей и с удовольствием отвечать им взаимностью

общаться в дружеской манере, рассказывать истории, обмениваться впечатлениями, идеями, секретами

поддерживать отношения, общаться

смеяться и шутить

завоевывать расположение Желанного

следовать за Ним и хранить Ему верность

наслаждаться с Ним чувственными радостями

кормить, помогать, защищать, утешать, поддерживать, ухаживать или исцелять

быть накормленной, получающей помощь, защиту, поддержку или уход, утешенной, исцеленной

создавать приятные для обоих устойчивые отношения, основанные на взаимности и сотрудничестве с Ним, с равным

получать прощенье

быть любимой

быть свободной

за такое наглое цитирование

даже не знаю, что и бывает

но мне нечего добавить

(правда)

кроме

того, что я тебя полюбила

и возненавидела потому окончательно

(боже, как я этого избегаю, как боюсь, пока живу

с живыми)

Я ненавижу тебя, Сара Кейн. За то, что ты сделала. За то, что я

из-за тебя теперь этого никогда не смогу

свяжи мне руки этими своими шнурками

у меня ещё есть время

проследи за мной

у меня нет желания умирать

30.11.-04.12.2022

Примечание:

*Курсивом – преимущественно текст пьесы Сары Кейн «4.48 Психоз», но не весь, и не всегда, и не всегда дословно, иногда мой, иногда нет, вот такая вот хуёвая попытка говорить на чужом языке

Егор Евсюков: Полынь

ЗАЗЕМЛЕНИЕ СМЕРЧА

Так странно, когда ветер играет безжизненными вещами.
Так необычно смотрят мёртвые предметы,
когда они вдруг начинают шевелиться.
Что если жизнь в нас не что иное, как таинственный вихрь?!
Густав Майринк

1
это жажда
корявого корня молнии
впиться во влажную почву,
в тугое безмолвие ночи июльской,
в кожу зажмуренных век
– это чувство
безмерно растущей трещины: по очкам,
прижатых вплотную к глазам,
ночная гроза
сползает сухими корнями, слёзною влагою встречена, –
сползает ростками за трещиной
трещина,
трещина,
трещина,
тре-
снули стёкла.
промокла гортань,
чреватая завязью голоса.
снулые тени вещей
обретают движение, как встарь,
как ветви в ночном урагане,
носятся,
носятся,
носятся
в комнатной буре метафор.


– и скрёбот когтистых веток о пластиковое окно,
опластанное цементной строительной пылью;
– и ночь темнотой навыпят, колючей и ледяной,
впивается в линзы, слипнув
ресницы, росистые вновь.

2
чёрной бездной
из кружки железной
глядит остывающий кофе.
вздымленный медленный пар,
в ночь уходящий вновь,
и выдох предсмертный, встарь
в гуще ночной зачатый,
мешаются в вихре:
слов,
дыханий
и переглядов.
гляди же: в углу,
в средостении смерча, паук
в развороченном кружеве ниток
вспух, как бессонный зрачок
в тенётах конъюнктивита:
лапками-спицами ткёт
капиллярную гладкую сеть.
сеть – и ловить, и смотреть –
и ловчей сетчаткой
впотьмах поймать:
смерть,
словно муху за крылья.
белые мушки в глазах,
ещё не закрытых.


всю ночь
ворочаясь комом червей,
взрыли могилой постель
первобытные сны
о земле.

3
ночью забрёл на опушку
– и жадно прогладил
сухими худыми руками –
мшистые брёвна, разбухшие
от пересытка влаги,
словно опухшие ноги мои, замозоленные дорогой.
ночью забрёл на опушку
– и хищно протрогал,
прощупал подошвами почву –
мягкую и сырую,
как кровосочные губы мои, истёкшие слюнными струями.
ночью забрёл на опушку – и…
вдруг ощутил:
увязая в болотной грязи,
перечавкивались ботинки –
их подошвенный грубый язык,
такой слюнявый и тинный,
говорил о земле – о земле и
только с самою землёй…
…только ноги с натуги замлели…
…только не падай…
…не стой…
дали и ещё одни дали
за грязью густой.
только земля к себе тянет.

4
в кущах, тучнеющих темнотой,
слизлой древесной излистью,
белёсыми молниями стволов
берёзы
внезапно выросли.
возникли,
вонзились,
обрушились
в потёмную мякоть зрачков,
от первобытного ужаса суженных
– вновь
над лесом ночная гроза.
уже здесь –
во мне и в тебе,
в глубине,
во весь свой чудовищный рост –
белёсыми молниями берёз.


сердце
скрипит гнилой половицей,
хлипким засовом дрожит
от суетливых шагов припозднившихся мыслей,
от частых ударов судьбы в твою дверь.
она уже здесь,
на самом пороге –
так впускай же смелей.

5
в доме прабабки полынью пропахли полы:
– дощатые
с плесневой прóгнилью –
– треснули
с силою лопнули –
– взныли натужно
– навзрыд –
под поступью грузных сапог, как плаксивые бабы.
– пóминки
долгие проводы –
– старые
новые лица –
губы загрублые стиснув,
прадед
еле шагнул за порог.
замер,
жадно зажав в кулаке довоенную фотокарточку,
зарёванную втайкé, от всех позапряченную.
в нетопленном доме вопли сгущаются в шёпоты.
закатное солнце, как медленный воск догорелых свечей,
– стекает
стекает –
– стекает
на стылые тесные стены – тени гостей
устало садятся за стол, устланный скатертью пыли.
полынь, всюду запах полыни.
горький, густой.


ЛУННЫЙ КАССАНДРИОН

Луна, задумчивая как поэт…
Сияла над реальностью вещей.
Свет лунный обнажал в предметах суть,
То есть реальность
Уоллес Стивенс

1
во мне что-то растёт –
быть может, сомнение
во внезапном заходе солнца и в приливной силе луны.
в смятении,
даже печные трубы ставят вопросы,
извивая лассо вопрошаний
гибкими стéблями дыма.
но луну не поймать –
она, изгибаясь серпом, на корню обрезает их,
сама по себе знак вопроса и знаменье сомненья во всём,
что в мире подлунном.
видимо, где-то во мне прорастают и эти слова
семенами сомнения.

2
мы гадали, ставя вопросы
китайскими статуэтками с алиэкспресса
на пыльные полки памяти,
но было так тесно, что полки трещали, а статуэтки падали,
разбиваясь осколками проданных истин,
семенами сомнения зарываясь
в ворсистый густой чернозём
коврика из икеи.
чужая земля – не моя, не твоя.
и не нами засеяна.

3
мы гадали,
в бездну фонтана бросая
мелочь блестящих зрачков.
перемиг с ней: круги под глазами.
мы бросали ещё и ещё,
повернувшись спиной, через плечи:
то ангельский горний полёт,
то чертовскую меткость
рубли обретали – и мы,
сдержав потаённый восторг,
застывали гранитными львами
так, что пар-р-р, изо р-р-рта выходя, каменел,
твёрдость «эр» обретая на миг.
мы гадали, срывая накидки теней
с фонарных столбов, точно с вешалок.
занавес ночи тончал – что-то встречное, вечное, вещее
из стовратой пещеры метро
до нас доносилось.
мы гадали, лакая шипучую кровь
энергетика «бёрн» – и бессильно
сгорали окурками звёзд
в мутной пепельнице фонтана.
всего лишь тени теней:
их в гробовой тишине не прибьёшь
гвоздями профанных заклятий,
которые мы повторяем
одно за одним
в заколдованном круге любви –
и повторяемся сами,
точно эхо попсовой певички:
о, она что-то поёт про любовь и не боится повторов,
пока ржавые луны рублей глядят из фонтана на нас
оболами мёртвых.

непокорна моя
некромантия.
всего лишь тени теней.
а луна так горда и единственна –
ревнуя к подобиям,
лукаво круглится пророческим оком
или шаром гадательным
высится.

а. ш., а. к.

позвони мне,
пока ты ещё не развеялась пеной
бормочущих пошлости губ.
в ракушке радиоволн
дай услышать тебя
среди моря ревущего рейва:
– где водоверть волосатых медуз
обжигает зрачки кислотой;
– где с отливом тоски восстают
коряги телодвижений;
– где чешуйки зеркальной луны
оседают на дно отраженьями
тебя, тебя и тебя, друг единственный.
не разменивай жемчуг на жалость –
здесь не верят иному обмену, кроме обмена течений.
но гольфстрим остывает, меняется климат, айсберги бьются о грани
стаканов с никем не допитой любовью.
позвони мне.
я ещё помню
время нетленности глины,
время бессмертия пены.
позвони мне.
я ещё верю.

4
ты ушёл: от себя, ото всех, в ларёк за 0.5, ритм начинает хромать,
как и ты, постигающий ночь и сплошной гололёд,
но ещё не упавший.

пока ветер тасует таро объявлений
о резкой пропаже тебя,
вслушайся: как шелестит
юбкой цыганки афишная тумба;
как бормочет пророческий стих
тлеющий шёпот неона; как тупо
впялившись в лужу, трещит
магический шар фонаря –
роняя искрящийся взгляд на зеркальное дно,
он на миг освещает гнездо змеящихся трещин:
изломы судьбы, зловещее нечто
в их расползании – но
встряхни коробок, покури, затопчи отсыревшие спички.
вслушайся снова: как звук
взведённой гранаты сновидца,
отлипнув от льдистых подошв,
смолкает, смолкает…
но близко
за поворотом ларёк.
бьёт свет. открывают. берёшь.
натяжение. боль.
погадай по ладони.

чувствуешь? ручка пакета, врезавшись в линию жизни, за руку тянет тебя
всё ниже и ниже. бабах! ты упал! не дойдя, ты упал
так нежданно-негаданно.


ВОДОВОРОТ

на морозном воздухе что ни слеза – океанская капля:
раковичные щёлки сощуренных глаз;
светощупальца фонарей оплетают зрачки;
жемчужина взгля – да! да! да! –
всё катится, катится, катится
от предмета к предмету,
играя в бусы с луной –
ой!
с такой иглобрюхой луной,
с такой рыбоглазой луной,
с такой – защёлкни, закрой
жалюзи, эти жадные жабры
сонливых домов, по-сомьи смотрящих на нас
из-под лэповых мачт и корявых коряг отопления,
сквозь испарину окон, сквозь слёзный истомный потоп,
сквозь поток – одновременно, так одновременно
из трубы, как из дыхала, дымный фонтан
всё валит, и валит, и валит,
густо мешаясь впотьмах с белыми брызгами вьюги.
ха-ха! позабудется! будет – в белом шуме и в белом саване – он
будет стоять в карауле иззвёздчатых стен,
когда дверца оттуда-сюда вдруг всхлипнет крышкою гроба,
впустив хладовейный сквозняк и запах тухлятины, – он,
холодильник из морга, бубнящий
молитвы за упокой:
пищи в желудке, пророка в утробе,
всех позабывших радость свою – он
уже здесь: белый и жуткий.
нет-нет, только не стой – я ещё не стою
по пояс в сугробе, ахав!
разгони что есть силы пекот!
дыхание улицы. водоворот.

ты всё видел.
ты плыл и упал,
задыхаясь от ужаса и биясь липким сердцем,
точно рыба на снежном песке.


HABAL GARMIN

неспешно курю.
вдруг обнаруживаю: шестипал –
палец господень, перст указующий
дымные вензеля выписывает,
что химический карандаш, по бумаге вечернего воздуха.
в небо взмывают послания – в вихрь, что в свиток, закрученные,
горнею силой влекомые – на иврите, быть может:
алеф, ibbur, habal garmin, дыханье костей – вдруг, точно кость, во всё горло ком.
слизистый глиняный ком. мокротный уродливый шар. сипло кашляю и
задыхаюсь. сплёвываю в траву. наваждение. чёрная магия. погашаю бычок,
точно свечку,
с поспешною ловкостью каббалиста. вдруг искры,
посыпались искры.
разбежались огненные муравьи – строчки, слова
по траве разбежались – в прах,
сызнова в прах, в могильные муравейники.
ничего. снова встанут сожжённые травы.
вставай, ничего.
костровая зола инквизиции
подождёт, не остынет.
покурим
ещё по одной.


СЛЕПОК ЗИМНЕГО ВЕЧЕРА

руколепный январский пейзаж:
– тестяные комки облаков, смятые мягким морозом;
– и ветви в сыпучем снегу, точно пальцы в муке;
– и луна меж ветвей круглобокая – лепится, лепится,
вертится, вертится
всё.
отпечатки присутствия на индевеющих стёклах –
на кухонных стёклах –
на кухне:
– мучные следы на клеёнке стола;
– липкая лепка
белого лунного шара
бабьими ловкими пальцами
спешно,
так спешно,
так мощно, так живо идёт.
не спеши, загляни
в заоконную вязкую тьму, как в бездонную кадку:
снежная баба стоит во дворе,
и луна меж ветвей её,
поднятых к небу,
вертится, вертится
лепится, лепится
всё.
Вадим Глазатов: Нертера

Онуфрий Парапетов и прочая пиздобратия

Запомни, люди делятся на две категории: на расистов и темнокожих. Чехов не был расистом, и в его иерархии темнокожие стояли выше белозадых. Завуалированное, но точное изображение н-гров можно найти во многих рассказах, а особенно красноречиво и правдоподобно описаны они в прекрасном рассказе «Толстый и тонкий». Следует отметить, что именно в «Толстом и тонком» темнокожий добавлен не ради чёрного словца: если вчитаться, можно увидеть сжато и точно сформулированную «чеховскую иерархизацию».
Ну где вы видели, чтобы у белого человека «губы лоснились, как спелые вишни»? Будь они подёрнуты хоть маслом, хоть хренодёром — лосниться они и близко не будут! Впрочем, если белого утопить, его губы будут подёрнуты синевой (наверное, пресловутые шутки про синие занавески появились благодаря вызволяющим из мутных вод утопленников спасателям: «Смотри, у этого мальчонки губы точно занавески… синие занавески… раздвинешь их, а там темнота… тёмный провал… ну ты меня понял!»; слишком смелая гипотеза, поэтому утверждать наверняка духу мне не хватит).
Да и разве в России от белокожего может пахнуть хересом и тем более флер-д’оранжем? Не смешите мою тощую задницу! Даже если у него хватит денег (каким-то чудом) на херес, то пахнуть он будет пренепременно водкой и ничем другим. Желудок белого устроен так, что любой алкоголь, попадающий туда, превращается либо в пиво, либо в водку. Пей он хоть виски, хоть абсент, хоть шампанское — всё равно пропахнет водкой. О флер-д’оранже я вовсе молчу, потому что в сознании белого человека за пределами ромашки и пустырника ничего не существует.
Неспроста толстого в рассказе зовут Миша. Очевидно, что его полное имя — Майкл. Чтобы хоть как-то поместить человека в русский быт, Чехов осторожно сокращает заморское «Майкл» до привычного и близкого любой белой душонке «Миша». Спорить глупо: если бы толстого называли полным именем, даже подросток бы понял его истинное происхождение, и намёк на
несомненное расовое превосходство действительно бы «потолстел», как и сам Майкл. Вспоминая всеобщую антипатию, чуть ли не идиосинкразию к чернокожим, повсеместно бытовавшую в те времена, легко догадаться, что рассказ ни под каким предлогом бы не опубликовали, а самого Антона Павловича сослали в какую-нибудь Африку, где животы настоящих негров
превратили бы бедолагу в фекалии (впрочем, эта метаморфоза означала бы лишь послесмертное перевоплощение в нечто, по сути являющееся тёмным, а значит, по иерархии Чехова, возвышающимся над белозадыми в любом своём
обличьи).
Майкл — это не только тайный советник, но и заядлый прелюбодей. «Две звезды имею», — сообщил он Порфирию. Трактовать эту фразу можно не только как описание чина, но и как лаконичный рассказ о любовных похождениях. Вернее, её и нужно трактовать как рассказ о любовных похождениях, ведь все чернокожие бравируют половыми связями со знаменитостями, а тут их — знаменитостей — сразу две!
Стоит отметить, что стошнило Майкла не потому, что на лице Порфирия были «благоговение, сладость и почтительная кислота», а потому, что от Порфирия пахло ветчиной и кофейной гущей. Ненавижу, блядь, ветчину, кофе и белых.
Толстый — значит сытый, сосущий из жизни все соки и наслаждающийся своим существованием. И не зря он чёрный.
Тонкий — это голодный, сосущий у жизни разве что хуй и втайне молящий о превращении в толстого. Но белый, даже если он начнёт неистово пихать в себя всё съедобное и несъедобное, одушевлённое и недодушевлённое, будет слагать дифирамбы гиподинамии и чуть ли не прилипнет к дивану и телевизору, не станет чёрным. Никак. Именно поэтому он превратится как бы наполовину: сытость придёт, но жизнь не подпустит его к своим сокам — появится острая необходимость приучивать себя к членолюбию, а соки оставить тем, кто бодрым чёрным шагом проходит мимо и ухмыляется, глядя на это жалкое человекоподобное существо, так отчаянно цепляющее за мечту перейти на тёмную сторону.

И где тут иерархия? Автор, что ж ты настолько забористое курнул?
Можешь поделиться?

ЧЗХ? КГ/АМ…


не смешно и тупо. не прикасайтесь больше к юмору и Чехову — не ваше это


Как ты посмел поставить Чехову тройку, тупой холуй? На то, чтобы
придумать столь идиотскую теорию и яро пропагандировать превосходство
негров над белыми, ума, значит, хватило, а на то, чтобы понять, узреть
величие чеховской прозы — нет. Позор на твои интернеты. Надеюсь, эти
глупые письмена модераторы удалят, а тебя забанят, чмо.

Ахахахаа, что за дичь я только что прочитал)) Моментами улыбнуло, иногда
кринжовенько было, но в целом похихикать можно) Ещё и деда какого-то
раздраконил) Моё почтение!

Н-да… ни ума ни фантазии. Автор, вы бы хоть к психиатру сходили…

я так понял это чисто чтобы устроить холивар и подпалить пердаки?
ну пока получается лол
правда думаю потом закроют обсуждение всё равно как обычно

Я блять в шоке =)
Чего только ни придумают, чтобы набрать лайков

Обсуждение закрыто в связи с разжиганием межнациональной розни.
Made on
Tilda