Виталий Шатовкин: ИзлучиныИзлучины[поэма]
…Океан без окна, вещество.
О. Мандельштам
Часть 1[Схватка гидрографа С***
1]
Д-3. любая равноудалённая точка
узкий солнечный глаз над заливом Виктории
2оставь за спиной всех привычных христианских святых
когда зуб золотой на этой земле
твоё право на вседозволенность
и нечаянный след дикой кошки
только лишь запах
случился
и тут же пропал навсегда
в окружении печальных зеркал
морская вода беспристрастна
в бронзе начищенной заперта месть
идёшь спотыкаешься
кочка
болотная о́водь
земляной холмик
всё нерожденный ребёнок
что ни слово
то мимо
Д-4. большинство игр с самим собой
перед бездной трехглавой
незначительный реверанс
всякая жажда ещё раз найти Новый Свет
ни больше ни меньше
руки крест на крест
сухая рыбацкая сеть
арабески гранитных морщин
в этих линиях пустота да и только
но бывает мелькнёт
радужной спинкой реликтового жука
медальон твоей матери
Б-3.я не могу представить что видят твои глаза
вопреки взгляду
можно долго прислушиваться к стуку собственного сердца
завяжется узелок
птицей выпадет из гнезда безликое прикосновение
только пот на ладони
говорят есть места
где всё превращается в золото
здесь
куда бы ты ни пошёл
всё превращается в соль
лишь память от этого здравствует
А-5.во все эти дни
не устану себе повторять
что я всего-навсего щепка
разжи́га
3застрявшая в складках цветной чесучи́
4когда всюду силится голод
в маньчжурском разбойничьем рту
холодный рыбный бульон и азартное слово
тысячи свечек церковных
напротив таёжных еловых костров
при приближении огня
преждевременно слышится треск
[непереводимая музыка Львова
5на слова Жуковского]
Г-7.каждый шаг наугад
как слепой танцующий ма́нза
6любовь его женщин и дочерей
в безымянной воде однобокая серая цапля
язычок выдыхающий пламя утех
расцветающий и́рис
прелюдия
маковый дым
не согнуться ему в три погибели
догоняя ничтожную тень
не пройти сквозь себя
выбиваясь из сил сесть у дороги
чувствуя как за спиной сплетается темень
только кожа
сухая кожа приходит на ум
из открытого рта
выскользнет лучшее слово
каково это заново сделаться пылью
З-8. заменяя надломленное ребро
ногами лечь в сторону моря
руки сложив по швам
ждать когда над головой вспыхнет чужая комета
всё это похоже на преждевременный март
и твои сапоги с трёх сторон обступает живая вода
поцелуй
да и тот на прощанье
где каждый приказ к наступлению
возможность ещё раз вспомнить твоё лицо
с востока дует солёный ветер
с запада дует солёный ветер
с юга дует солёный ветер
с севера звучат погребальные песни
Ж-5. в середине огромной льдины
ты стоишь как будто раздетый
и не видно этому конца и края
вместо рук у тебя сто тысяч штыков
вместо ног циркуль пропорциональный
и не сойти тебе с места
лишь время от времени звуки тревожат тебя
заблудившейся чайкой
пароходным гудком
утопленником
мимо
ранил
убил
мимо
ранил
убил
мимо
ранил
убил
и тут же уходят под воду
Часть 2 [River 2.0]
I.Это длинное солнце в разинутом рту металлической
пломбой играет – вознесётся и птичьи ребра с
собой завернёт, а под ним пароходик
с пластмассовым словом –
/Нагаева
7/, всё коптит и коптит, и вдыхающий уголь
везёт. То ли свист – то ли рельсовый скрежет
качается в стороны: замереть на себе,
чтоб под землю сойти наугад,
II.через щёлки вагонные тьма разрастается оловом, и
солдатиков красных топорщится резвый отряд.
Где пастух, ваш пастух: оружейное нёбо
натружено – собирать впопыхах
этих лялечек рой вороных и разряженный голос, как
будто бумажное кружево, в черно-белые дыры
совать вместо ка́рпов речных. Ацетоном
их берег плеснёт и зачинщиком
III.краденым: он похожий на липовый мёд из разбитой
губы – донести и упасть – и волной обмотаться
как радио и уменьшить себя до размера
бетонной трубы. Шаг наружу во
всей этой тьме силово́й обезглавленной, вся ундина
8в плену у забортной железной воды, изогнется
и зеркальцем душу окутает краденым, с
головой уходя, словно мыльные
IV.шашни, в кусты. Из-за вьющейся проволоки местная
радость и местная речь, каждый сбитый пилот
в этом горлышке чёртом порхает: лямку
вытянет – солнечным кряжиком
свалится с плеч – и молчит, и густеет землей словно
мех горностая. Не за что не срастись рукавами
из ваты с залётной гурьбой – катакомбы
и гуща кофейная носятся рядом –
V.но залечь в это дно да скрестись в потолок босиком,
чтоб сворачивать собственный страх на манер
шелкопряда. В этой шайке, как будто на
кольцах, покорный гимнаст – йод
сгустившийся прочно – шальная чекистская клякса –
целоваться б мне всласть, пока воздух открыт,
целоваться: стать гвоздём или цаплей, и
с места в карьер не упасть. Уведут
VI.подковыркой за встречную темень речных валунов,
уже ставшую вечностью тесной, воловью шею:
точно лай по пятам как искусство и хруст
позвонков – дребезжит золотым
ободком и как рюмка пустеет. Гальванический шар
по привычке встряхнёт тишину – ковыляющий
купол собора и русская чага – зыркнешь
чудом назад, не подцепишь себя
VII.на блесну, но пойдёшь по воде закипающей грудой
Владлага. Эти сумерки значатся битвой Тезея с
собой, все столбы дребезжат на просвет
и снуют язычками – каждый тянет
колючую нитку и путает след – по спирали елозит и
тычет под рёбра крючками, вынимая, как Каин
из тьмы, боевой пистолет. Ты случайный
геолог, а всё что вокруг перепалка
VIII.пластов, и казённая тяга разъятыми змеями движет,
цокнет каменный дрозд, и в затылок неистово
дышит – строй пунктирный собьёт, чтобы
грезить дымком папирос. Тоньше
газа вся эта шеренга и смерти острей – на размятой
железке апостолы вертят ларцами, и лавирует
свет между запертых в грунт скоростей с
удивительным чувством любви, и
сухими квасцами.
Часть 3[Прошлые полечки]
Intrada9рукава нового времени
несколько крытых торговых рядов
где вместо величия неба
натянутым тентом синий полиэтилен
и наглая птичья речь
никогда ещё родина не была так застенчива
здесь в густом отражении витрин
очень трудно себя угадать
джинсы
дублёнки
кроссовки
и снова
джинсы
дублёнки
кроссовки
…
только в дальнем углу
запертый с четырёх сторон
чумазый китайский ребёнок
об стенку охотно бросает и ловит
оранжевый теннисный мяч
скок-поскок
скок-поскок
скок-поскок
так умирает пространство
Первый инструмент никогда ещё музыка
не была так близка́ к совершенству
на месте восточной стены особого лагеря
всякая птица делая круг
теряет пятую ноту
скрип деревянных нар
болезненный скрежет зубов
хохот конвойный и лай караульных собак
хлюпанье сотен сапог в глиняной жиже
случится винтовочный залп
и тут же всё замирает вокруг
уходит в себя
…
невозможно разъять эту темень и училище музыки
так морская ракушка buccinum
10собирает в себя окружающий голос вещей
спрячь поглубже тугой узелок
никому не показывай
Второй инструментне имея пристрастия к форме
вся окрестная почва
набивается молча в каблук
символ безропотной власти
кирзовый лес
кирзовый берег
кирзовый мякиш во рту
свобода
она как реликвия
живой лоскуток чужой кожи
земляным одеялом накрывшись
отпускаешь наружу последний цветок
его хрупкие корни
твои волосы и нелегальные узы с семьей
любят
любят не любят
любят не любят любят
…
до неясной весны
засыпаешь с улыбкой
а вокруг полонезы Огинского
Третий инструменткогда сон не идёт
здесь вода подступает к самому горлу
рыба живущая в этой ночной тишине
сверкает разрозненной цепью
упадёт и взлетит
упадёт и взлетит
упадёт и взлетит
ощущая во рту
утренний звон колоколен Калязина
смотришь впритык
а к её хладнокровным губам
золотые привязаны нити
и шепот горячий
так и лежишь
опасаясь сошедшее пламя спугнуть
[выдох]
невозможность словами выразить всю глубину
между снящейся музыкой
и ударом в подвешенный рельс
…
[вдох]
шарик воздуха в толще воды
с привкусом крови запекшейся
и холодком CO
2Четвёртый инструментэто место где всё упирается в памятный камень
попавший случайно в дырявый ботинок
он разрастается до состояния пропасти
вытесняя тебя
механический диск телефона
слепой остывающий жернов
содрогание печатной каретки
во всей этой музыке есть невозвратный аккорд
танцующий тощий скелетик
цокот и скрежет
цокот и скрежет
цокот и скрежет
…
любое число в этих умах
заведомо делится на четыре
«особая тройка» плюс ты
доскональная арифметика подлости
геометрическая фигура с бездной внутри
состоящая из четырёх точек
три из которых не лежат на одной прямой
называется НКВД
Пятый инструмент мой прадед остерегался собственной фамилии
медленным приставным шагом
ступня к ступне
Волынский тысячу раз обошёл периметр зоны
тысячу раз зимой
тысячу раз весной
тысячу раз летом
крохотный испачканный человечек
свёрнутый из хлебного мякиша
умел свистеть
и оставался невидимым ночью
3:00 восточное ограждение
4:00 южное ограждение
5:00 западное ограждение
вместо рассвета фонарь над входными воротами
его не пугала большая вода
но шум близлежащего моря
болью зубной оборачивался
так начинали гудеть магаданские драги
…
птицы отнимите у меня ноги
звери отнимите у меня речь
когда придёт человек
он отнимет всё остальное
осенью от него
остался лишь свист
и хлебные крошки
Часть 4[Анатомия впадины]
Туда – обратно не дышать, а музыка – она как в теле
развоплощённая душа: земля в разломленной
свирели – спускаясь вниз бегут сверчки в
них эхо оловом крадётся и Гейгер
раздаёт щелчки, хватая солнце. Упасть, ползти и под
кадык собрать Казанскую икону, где по ночам
семейный крик носить, как пояс Ориона,
но чернозём встаёт внахлёст – он
собран из дворцовой меди: споткнёшься, выломают
торс неочевидные медведи. Всё грязь крутить
в бараний рог не дожидаясь пересменки,
зажав губами бегунок, таращить в
преисподнюю зенки – улиткой, согнутой в спираль с
чужой истерикой по кругу, когда за ней кипит
янтарь, и кости внятно чуют вьюгу. Взять
на зубок подпольный пласт, чтоб
вынуть из него отмычку – пролезть сквозь краповый
лампас, себя вытравливая спичкой – как будто
бабочкой сплошной – впустившей ртуть в
свой шейный кокон: в ней дребезг
слышится штрафной на фоне высохших волокон. Тут
спрячут нефть и ни гу-гу в разрез строительной
воронки – на электрических драгун надев
сусальные коронки и собирая свет
в пучок из пороха и альбатроса: вращать в пробоине
волчок, и двигать чёртовы колёса. Шок высоты
в глазах сжимать до проявления рассвета,
в опалубке без монтажа узнать два
птичьих силуэта – в их страсти высверлить зазор для
сквозняков, чтоб спозаранку – смотреть сквозь
лагерный забор на то – как коршун лижет
ранку. Где между крыльев на спине,
должно быть, карстовая яма – девичник в битумной
смоле – торчащая над глиной Мьянма, в глазах
рябит блатная масть при повороте чёрной
шеи, а он готов с цевьём совпасть на
вираже сырой траншеи. Взять эту ленту за грудки́ по
меньшей мерке скинуть почву, чтоб высунулись
позвонки из грязных ватников рабочих, но
тучка это и мешок внутри себя копают
погреб, точь-в-точь кошачий кабошон, а в нём бегут
живые рёбра. Подслушаешь и тишина шурует с
корабельной лямкой, идёт неверная жена
и держит в тайнике приманку, кривая
кость сведёт /на нет/ любое шевеление речи – с ней
рядом лечь и выгнув свет, свой рост на четверть
покалечить. И дальше липнуть к сапогам, с
обратной стороной овала, не вставить
в золотой лиман иголочки цыганской жало, весь пот
скоблить сухой рукой, как пластилиновую тару –
когда б не стелька под ногой, то выдох свой
через гитару. Здесь замереть открытым
ртом – сошедший с досточки апостол: и есть любовь,
и есть проём, и вымазанный лоб извёсткой, два
поворота в тупике, зажатый между красных
башен, уходит в землю налегке, и в той
земле разутый
пляшет.
Часть 5[Иштар и мотыльки]
Зорька11первое что приходит на ум
когда открываешь глаза
закрыть их обратно
маленький резной детский стульчик
с крохотной одеждой
всё настолько кажется лёгким и невесомым
даже тени обходят его стороной
непропорциональные море и лес
среди множества взрослых
на спине деревянной лошадки
ниже уровня всякого рода внимания
кружишься радостной щепкой
в скором будущем всякий праздник
как неожиданный гость
будет являться
через камни и слякоть
через липкие морды собак
через каждое горе соседское
кружишься
кружишься
кружишься
на опасно сверкающий ёлочный шар наскочив
Парусник Бремера любое проволочное заграждение
делит количество воздуха
на всякое До и После
где выдох обычно опережает вдох
взметнувшейся бабочки шорох нечаянный
это музыка музыка музыка
слепого вахтенного горниста
на берегу сухопутного океана слёз
бесцветным крылом распутать горбатую виселицу
высунешь голову
будто бы из чернильницы карболитовой вынырнул
вокруг тишина
а грудь ходуном ходит
среди всего прочего
утром найдется такое мгновение
мышь проскользнет
полынь шелохнётся
на солнце пятном Богородица выступит
вот тебе и зазор размером с пятак
лишь бы колючая проволока не заскрипела
Лимонница восточная из всех прочих свойств темноты
настойчивая способность сжатия
стои́т чуть ли не в первом ряду
на свет белый выйдешь из БУРа
а вокруг тебя маленькие чёрные точки летают
и куда бы ты ни пошёл
всё за тобой норовят
поводырь и слепые
каждый раз
за час до полудня
начинают припоминаться воздушные поцелуи
как будто занавеска ситцевая поддёрнулась
а за ней
кожурой лимоновой счищено лето
так и сидишь
неизвестным теплом весь объятый
по спине побегут мурашки
первая
вторая
третья
четвёртая
…
птицы слетятся на хлебные крошки
без промедления
каждая чёрная точка
знакомым лицом обернётся
Данаида передавать воздух по кругу
опасаясь лишь только того
чтобы не лопнул
как шарик воздушный
внезапное потрясение
отсрочка последующей пустоты
в запертом тесном пространстве
всякий солнечный луч
равен иголке звукоснимателя
подгоняя неприхотливую музыку
танцевать в комнатке коммунальной
ребёнка качать на руках
в вагоне тюремном насвистывать Изабеллу Юрьеву
в то время когда потолок
всё ниже и ниже
если встать смирно
ниже человеческого роста
случится созвездие Гончих Псов
и зацветающий куст герани
обычная верность случится
и отсутствие сил обернуться назад
бабочка залетевшая в замкнутый куб
со временем становится его сте́нами
Сибирский сатирхоть на чуть-чуть
побудешь моими глазами
отверстия вольности сами врастают в тебя
видом латунной подзорной трубы
где на одном конце счастье
а на другом конце горе
мы все взаперти где-то между
и только машинальная детская память
[две руки сложенные в трубочку]
усилим собранной воли
выводят тебя за пределы дозволенного
пусть твои крылышки сиюминутны
для тебя ужаса почвы не существует
справа вода
слева вода
сзади вода
над тобой отражение подлинной радости
пролетая вперёд
из всех сил облетай стороной
рубиновую эмаль пятиконечной звезды
тлеющий уголёк Герцеговины Флор
12остывающую пистолетную гильзу
Зефир Михаэлисак наиболее близкому спутнику человека
можно с легкостью отнести штыковую лопату
против собственной воли рассечённые комья земли
по углам разведённые люди
время года беря во внимание
только пар или пыль остаются
даже музыка это спешит обойти стороной
в центре лагерной зоны
вкопанный столб с репродуктором
гвоздь посредине дороги
каждый раз натыкаешься исходя малой кровью
а рефлекс остаётся
уши прикроешь руками чтобы никто не увидел
а оно изнутри пробивается
левой
левой
левой
по часовой стрелке к полной своей глухоте
собственно и видно вокруг
как губы в строю шевелятся
в свалявшемся ватнике ветер увяз
сложенный вдвое
и втрое
в четверо сложенный
а сапоги эти кому достанутся?
бабочкой из тряпья выпорхнет что-то
только шептать и шептать остаётся
о Господи Боже великий Царю Безначальныйпошли Господи Архангела Твоего Михаила на помощь рабам твоим многотысячным жертвам Владлага изъяти их от врагов их видимых и невидимыхТолстоголовка леснаяздесь тебя потихоньку приучат
долго-долго смотреть на мелькающий гнус
на ветвящийся плевел льняной
эти лодочки лодочки бьются
расчехлёнными ртами на встречные камни идут
где Обратно практически не существует
тащат волоком окаменевшее сердцебиение
рыбу выброшенную на берег
чо́мгу
13 подбитую
умирашку ночную
с правого бока бутовый камень
с левого жила гранитная
электричество в них суетится
бабочкой угодившей в стеклянный плафон
всё поцелуи да поцелуи бархатные
пока утром не разглядишь пятно тёмное
лежит человечек и снег не тает
главное рядом не оступиться
что тут важного
а важного тут вот что
уверенным точным движением булавку воткнуть
и не абы куда
а прямо по центру чтобы не шелохнулась
крылья расправить
и при маленьком свете высохнуть дать
прямо как этого
как его
Иисусика
вместо точек цветных перво-наперво
появляются камушки
камушки
…
придавившие воздух
Часть 6[Барабанные палочки]
I.Войдёшь в барак, как будто между рёбер вошла
заточка, и раздался свист – беспамятство в
берестяной утробе – кулак слепой
с щеколдою внутри, здесь
тишина поджилки вместе сводит, и воздух тянет,
как аквалангист. Чтоб разжимать её живые
створки, для простоты́ сверкать над
ними в ряд – электросилой
движущейся с горки, звонарной хитростью качая
небеса – на дно непромокаемой коробки –
от ненависти падает роса. И паника
сгустившаяся вдруг, похожа
так на шарикоподшипник – весны вдохнуть чтоб
не сходила с рук, в приморской музыке до
самоповорота – есть в этой музыке
стареющий испуг и поцелуй
с одной из фресок Джо́тто. А вызубрить хоть что-
то не дадут, ты в аффинажном цикле сном
торгуешь и вещий шарик тащишь за
собой: нательный крест плюс
шорох Нотр-Да́ма не заходя в сигнальные огни –
и выгибает свет тебя дугой, как только над
тобой нависнет яма. На деле внятно
распахнуть пальто, как Божий
след на клумбе отпечатать, и голосом раздвинув
кипяток, пустыню впопыхах преодолеть, но
Сфинкс смахнёт родимое пятно – его
держать резиновой перчаткой,
он провод оголённый золотой и бычья плеть. Их
нежности худое волшебство, есть дальний
угол, птичий рот и лава – Рай состоит
из каменных колец: растянется
гадальное пшено, один в один скопление ферро-
сплавов, и жу́желкой утихнет в кулаке, чтоб
выпрямить петляющий рубец. Лесные
маки тянут и влекут куда-то, где
притворствуют колени, фольги конфетной вывих
расцепить – из трещинок борцы ползут друг
в друга, они зерка́л маньчжурских злая
медь, их мускулы не выплюнуть с
торца, по кругу ходят ряженою вьюгой и дергают
за нитки мертвеца. Волчок волчок – вскружи
мою беду похожую на стереопластинку,
тут пульс от непривычной высоты,
цикады свист сквозь чёрное стекло – излучины в
скоплениях медуз, блестят голографической
картинкой: ты – пробуя материю на вкус
предвосхищаешь собственное дно.
II.Есть две фигуры – птичьи полукровки, с набитым
расстоянием внутри – в их толкотне двойных
прикосновений, бежит по стенке очный
холодок – и в тонких скулах, как в
живых растениях, мерцает переменной силы ток.
А может смерть всего лишь полотно с ничьей
землёй завёрнутой в два слоя, и каждый
шорох – чёрный ход наружу, когда
б в бараний рог свернуть пальто, и в нём хранить
свою прямую душу. Повсюду гальванический
предел, обманки слой дай Б-г не пустота,
он с молодой венецианкой дружен,
сверкнувшей в зеркале расплывчатым распятием
и рыб живой разрез похож на платье – дойти
до проволоки и досчитать до ста. Пока не
лечь, но выше плыть и плыть, виток
от трансформаторной катушки – в сердечнике до
жил сотрётся слово – но вышел ток и музыки
игра, ещё один заход зажать конвойных,
а голос твой выходит на-гора́ из-под
земли и кажется трехслойным. И унижается само
собой весь вид, ландшафта пища с хрупкими
зубами, и ветер дует сквозь пустую кость:
на холодке уснуть обняв руками ещё
не хвойный лес, но чью-то злость. На третий день
простить всех заодно, и к очереди прикипеть
вплотную – камней набрать, уже наверно
впрок, чтоб шум вставлять в ракушку
мелову́ю и прятать
в животе
---
Владивосток.
Часть 7[Моргородок
14]
ул. Ильичёвасколько верёвочке не виться
однажды она обрастает
мелкими камушками
пустыми моллюсками
фиолетовой дымкой
замирающий хрупкий канатоходец
не хватило тебе высоты чтобы спрыгнуть
когда любое передвижение на фоне воды
отрицание Вечности
завёрнутый в самую тёмную ночь
ты идёшь обессвечивать звёзды
нет ни улиц ни площадей
на пути у тебя
только личная драма
для присутствия голоса
укутают в шкуры от мёртвых животных
водой обольют
высыхать под прямыми лучами оставят
в здешних местах
это частая процедура гостеприимства
встанешь как вкопанный
пылающей искоркой Божьей
затмевая бессветлые звёзды
*в раннехристианской энка́устики
15специальный бетон
движется воском
22 апреля день рождения Ленина
день Земли-Матери 22 апреля
22 апреля обломаны пальцы на правой руке
раздроблена левая кисть
птичье лицо изувечено
только голос твой как и прежде
не поддаётся материи
ул. Вострецовак обеду вываливают все
центр между строительных котлованов
комсомольский пятак реликтовой почвы
дышит из-под себя
и в волнении этом теснее становится
а вокруг
одуванчиков желтых утраченные ресницы
ни боязнь подмигнуть
ни мгновение взгляда перед смертью своей
ни слеза опоздавшая
из последних сил в стороны тянутся
от казённых ботинок ГОСТа 28507-99
между этим миром и тем
ускоряя немую неспешность Харона
экскаваторный ковш
как футбольный арбитр на поле
из-за пазухи тусклый горох рассыпает
черепа в механической точной руке
в обнесённом забором пространстве
всё решается по свистку
и снова футбол
давай давай на меня
кати-кати-кати
эти кости трухлявые
только щёточкой бей не то рассыпается
…
глиной забитые рот и глазницы
помнят лишь слово последнее
возраст собственного ребёнка
и улыбку жены
казалось бы на этом закончилось всё
но тут ещё нужно попасть
между двух бочек с эмалью ПФ-115
в поисках Нового Света
пыльную черепушку в руки возьмёшь
пальцы большие в пустые глаза так и метят
с постепенным усилием медленно давишь
один в один
будто фольга на советской кефирной бутылке
ул. Днепровскаякак испокон и положено
всякая чистосердечная автократия
опирается на игрушечную периферию и тыл
где любая граница империи
раздвигается натиском неугодной спины
мы сейчас же будем играть с вами в салочки
…тридцать шесть на месте съестьтридцать семь делим всемтридцать восемь в яму сбросим…
рыба карась игра началась главное встать подальше
чтобы возможность была спиною срастись
с гранитным утёсиком
с персидским ковром caloplaca xanthoria
16с кромешным бессилием
между одним человеком и человеком другим
ударишь камнем о камень
разом перед тобой вся жизнь пронесётся
трещинки наползают руками голодными
чем отвлечь эту гору
чтобы из-под неё выбить стул
си́фа-си́фа догони Сизифа
си́фа-си́фа догони Сизифа
туда и обратно
туда и обратно
туда и обратно
только бы раньше времени не выйти за круг
ул. Печорскаястарожилы рассказывают
те хрущёвки что поближе к овражку стоя́т
словно тесные рыбьи чешуйки
друг на друга налазят
солнце в окнах блеснёт
точно след на щеке от лезвия «Спутник»
носишь его а он
нет-нет да и даст знать о себе
кровью излишней
в баржах нас заперли
тика в тику в крымских тюремных баржах
из-под земли
как будто из-под воды
кости торчат
до моря рукой подать
а не дотянешься
между стёкол попавшейся ласточкой
от себя отвыкаешь
из всех сил
что позволят тебе на плаву оставаться
торжествует акустика
остается лежать и прислушиваться
каждый звук доносящийся с лестничной клетки
волосом вытянут
из двадцать четвёртой
из тридцать второй
из семнадцатой
там где пауза в азбуке Морзе
роковое движение ножниц Атропы
17постоянная четкость шагов медицинской бригады
все несметные здешние страсти
вокруг нас без конца
−•−
−−−
−•
•
−•−•
пр-т. 100-летия Владивостокане более тридцати метров
от силы может быть тридцать пять
два лестничных марша
и постоянные запахи прелой земли
пуповиной железобетонной натянутой
переход под землей
прикоснёшься к мраморной стеночке
а она выгибается
и ладонь в маслянистую тьму за собой увлекает
на входе многие крестятся
на выходе заново начинают дышать
слеповатые бабушки
дварапалы
18 из серого известняка
костенеют в потёмках
только их набивные платки тёмно-синего цвета
повествуют о жизни земной
притаившийся сирин
яблочки молодильные
шаровидные вспышки пионов
остальное наощупь
как будто по натянутому канату
с одного берега на другой
ягоды в поллитровках
тыква поштучно
картошка по пятьдесят за ведро
бывает оступишься
ботинком заденешь ведёрко эмалированное
звук переменчивый с цокотом разным
вверх махнёт эхом сиюминутным
и не птица вовсе
а на душе
что-то взлетело
встанешь сметённый
перед тобою
бесчисленным множеством клубни раскатятся
подбородками одутловатыми
сухими глазка́ми
кожицей почерневшей
черепки да и только
…
дай Бог чтоб на свет выкатился хотя бы один
ул. Овчинникова каждое маломальское ожидание
в этих краях
формой стекла оборачивается
не имея границ оно за́годя знает
где должно прекратиться
карточный прикуп
в руках потерявшего всякое чувство надежды
комбинация жизни взаймы
и любые два игрока играющие в очко
на египетских фараонов похожи
заранее видевших собственную судьбу
всякий риелтор вам скажет
лучшие квартиры в местных домах
с окнами на юго-запад
поговаривают что там живёт счастье
и каждый из них
кто в эти места угодил против собственной воли
чтобы не задохнуться
оставляет незапертой форточку на ночь
что ещё они могли взять сюда
кроме воздуха
О
О
2 О
3…
любой последующий шаг окажется перебором
между кромкой воды
и чертой каменистого берега
проржавевшая шильда
…
Выход здесь
Часть 8[Высокая нефть]
в моменты беспечного детства
меня увлекал политический атлас СССР
штрихпунктирные тонкие линии
как зажившие швы номерные
уводили за горизонт
государственный приворот не иначе
Владивосток --- Ленинград --- 23200Владивосток --- Сингапур --- 5500Владивосток --- П-Камчатский --- 2300и себе не представишь
что скрывалось в бездонных и мрачных
корабельных утробах
между лесом и нефтью
удобрением порохом и станками
тени передвигаются робко
до невозможности высохшие и слепые
лишь бы куда-нибудь
от слов ослепляющего Интернационала
подальше
Владивосток --- Сан-Франциско --- 8300Владивосток --- Мельбурн --- 9600Владивосток --- Иокогама --- 1700бег на одной уцелевшей ноге
прыжок из мешка земляного
в момент когда долгая судорога
выходит из тела
ощущается невесомость и пустота
и где-то совсем очень близко
потрескивает голос Вертинского
самое время не боясь обернуться назад
на столбы верстовые
Владивосток --- Одесса --- 17000Владивосток --- Ливерпуль --- 20750Владивосток --- Магадан --- 2600этот столб
вопреки окружающим
замер на месте мерцающей нефтью
свернувшимся в рясу воронёным крылом
без оглядки по сторонам
когда где-то внутри дребезжит plica vocalis
19распугавший всех птиц
натянутый провод
на котором тощенький канатоходец
отучившись молчать
…
точкой становится
2018-2021
_____________________________