Стихи Владимира Поповича существуют в универсально-мифическом пространстве языка, разрежая конкретику места и времени. Несмотря на насыщенность бытовыми деталями (сани, скрижали, "дверца родительской спальни") и культурными знаками (древнерусский лубок, гоголевская "птица-тройка") поэтическое высказывание разворачивается в безвременье: вчера или двадцать лет назад.
Владимир Попович в своей поэтике близок к Виктору Кривулину: начиная от элементарных графических сходств (отсутствие прописных букв и знаков препинания) до интонации и вневременности. Попович, как и Кривулин, кажется циничным в наблюдении за происходящим, но это, всё же, немного не так: эффект циника достигается "взглядом со стороны", лирического героя в стихотворении попросту нет, а значит чувствовать и переживать некому. Эта задача остаётся читателю:
катится голова а ей невдомёк
как же земля вопреки поперёк
около освобождённых траншей
гонит безногих взашей
как по пречистенке не боясь
перевернуться в родимую грязь
головотяпники расступись
всё ещё вертится высь
но остановится не умрёт
для потешения свистнет народ
дабы загладить мудрёную связь
вместе назавтра катясь
Здесь — город Глупов с головотяпами или Москва? Вот катится голова, катится по Пречистенке, но образ многогранен и обитает вне времени настолько, что остаётся только гадать: перед нами картина времён опричнины или аллегория протестов последних лет? И тотальный цинизм толпы, "народа", свистящего вслед катящейся голове — что это? Московский тотентанц, погромы или метафора безразличия? И правильного ответа на все эти вопросы нет. Можно по отдельности подбирать варианты, как цифры в кодовом замке, и всякий раз получать новую комбинацию. Разница с настоящим замком лишь в том, что стихотворение открывается при любом из сочетаний, но снова и снова "щёлкает" непредсказуемой интерпретацией.