Читать подборку целиком
Однажды мне уже повезло оставить комментарий к стихотворениям В. Шатовкина; тогда это было большое впечатление от сборника «Честные папоротники». Сегодня – подборка «Τηθύς», в не меньшей степени врезавшаяся в память. Ее название дает хороший трамплин для дальнейшего погружения, все стихи здесь – волна, поглощающая и беспрестанно трансформирующаяся.
Думаю, важно сказать, что тексты Шатовкина сложно спутать с чьими-либо еще – а это крайне ценно в поэзии вообще и в современной отечественной – в частности. На первый, поверхностный взгляд, угадывание происходит за счет того, как сконструированы эти тексты – я использую этот глагол, но не хочу сказать, что в них присутствует искусственность, – просто трудно не заметить, как одним и тем же законам физики подчиняются тела этих стихотворений; рифма всегда спрятана – иногда в сердцевине следующей строки (при этом стоит нам сместить отсчет, начало каждой строки на пару-тройку слов вперед/назад – и выйдет традиционный рисунок), иногда – через несколько строк; она как бы не обязательна, но присутствует, и за счет своей неочевидности становится разыскиваемым предметом – ты выуживаешь ее, вытаскиваешь из воды, предварительно выждав, пока смоет песок.
Я акцентирую на этом внимание, поскольку рифма мне кажется полноправным образом, дышащим существом внутри каждого стихотворения этой подборки. И интересно то, что, на самом деле, существо это гораздо более подвижно, чем субъект, говорящий в стихах – тот, кто смотрит, расположен где-то очень далеко – он словно берет увеличительное стекло или разбирает архивные записи, диктуя самому себе, как расположиться внутри переменчивого происходящего:
на месте встать, и выдернув
чеку, смотреть сквозь дым на голово-
круженье
Нельзя понять, что испытывает говорящий, когда говорит – мы вообще не можем до конца определить, кто он по отношению к этим текстам, у него нет точки (и нет лица), и это даже забавно – тексты захватывают территории, они располагают целым океаном, внутри них есть своя навигация, но где спрятан тот, кто транслирует происходящее (а вместе с ним и мы, читатели, не находящие себе места внутри стихов) – неизвестно. Может быть, он вовсе не способен передвигаться; может, он всегда на одном месте, и все, что мы видим – это только разные углы обзора одной и той же местности.
Встать во весь рост на пригорке,
отлитым из розовой бронзы,
гальваническим мальчиком с переносицей смуглой и
отложенным действием
Но даже если моя догадка не совсем верна, вот что абсолютно точно: автор бережно, но в то же время и смело обращается с «материалом», в частности – с его масштабом. Ситуация, взаимодействие, фигура – все может сузиться до таких размеров, чтобы поместиться между большим и указательным пальцем.
Весь летний дождь сжат до интимного жеста;
Весь этот пласт задумчивой любви на корточках
у берега двоится
Буквально – весь. Мы смотрим на море, на огромную площадь, на глубину, но автор все это подчиняет себе, просто поместив на ладонь. Мир вроде тот же самый – и это так, но это не совсем так; вроде бы есть временные-пространственные разметки: и Наполи, и Элвис Пресли, и фонтан Треви – мы точно где-то есть, но кто – мы, и как – как все устроено? Как устроена обратная тетива?
Раскрывать каждый текст равно аккуратно разбирать лепестки, добираясь до сердцевины; образ смещается немного в сторону и накладывается на следующий, потом еще, еще – читать приходится медленно, это обязательное условие – как раз подобным образом смещаются рифмы, отчего я и признаю их самостоятельным существом внутри каждого текста.
Мы в безвременье. Чем могут быть эти стихи в контексте – в контексте вообще, с учетом того, что они – стихи? Это зернышко, аквариум, капелька воды на пальце – это пространство, изолированное от «извне», многообразное и многоступенчатое, абсолютно метареалистичное; появление и существование таких текстов сейчас мне кажется закономерностью, уходом в лес (здесь: в море), выполненным блистательно, позволяющим каждому стихотворению стать самодостаточным, работающим исключительно на внутреннем двигателе. Все герметично, как герметичен, например, Целан, который здесь смело выходит за пределы эпиграфа.
Думаю, герметичность эта и могла бы сделать стихи В. Шатовкина неотличимыми от многих – пишущихся сейчас – других, но – в замерзшей воде его рыбы продолжают плыть, ничто не застывает насовсем; вещество переменчиво и не усидит на месте; сгустившийся канкан, смещенная в омут яблоня, взрывная волна и ворох хрустальных застёжек, намотанный на блесну – едва ли что-то из этого способно погрузиться в летаргию.
И хорошо – пока будешь раскрывать лепестки, текст не перестанет длиться, а ему бы не переставать: возможно, сейчас (теперь) только желание поиска (вашего, моего, автора, читателя) – поиска рифмы, образа, сдвига, местности, моря – способно заставить стихи хоть куда-нибудь плыть.
мастер темниц и башен,
дуновение в тисах, пирующий в море,
слово, к которому ты упадешь, догорев
Однажды мне уже повезло оставить комментарий к стихотворениям В. Шатовкина; тогда это было большое впечатление от сборника «Честные папоротники». Сегодня – подборка «Τηθύς», в не меньшей степени врезавшаяся в память. Ее название дает хороший трамплин для дальнейшего погружения, все стихи здесь – волна, поглощающая и беспрестанно трансформирующаяся.
Думаю, важно сказать, что тексты Шатовкина сложно спутать с чьими-либо еще – а это крайне ценно в поэзии вообще и в современной отечественной – в частности. На первый, поверхностный взгляд, угадывание происходит за счет того, как сконструированы эти тексты – я использую этот глагол, но не хочу сказать, что в них присутствует искусственность, – просто трудно не заметить, как одним и тем же законам физики подчиняются тела этих стихотворений; рифма всегда спрятана – иногда в сердцевине следующей строки (при этом стоит нам сместить отсчет, начало каждой строки на пару-тройку слов вперед/назад – и выйдет традиционный рисунок), иногда – через несколько строк; она как бы не обязательна, но присутствует, и за счет своей неочевидности становится разыскиваемым предметом – ты выуживаешь ее, вытаскиваешь из воды, предварительно выждав, пока смоет песок.
Я акцентирую на этом внимание, поскольку рифма мне кажется полноправным образом, дышащим существом внутри каждого стихотворения этой подборки. И интересно то, что, на самом деле, существо это гораздо более подвижно, чем субъект, говорящий в стихах – тот, кто смотрит, расположен где-то очень далеко – он словно берет увеличительное стекло или разбирает архивные записи, диктуя самому себе, как расположиться внутри переменчивого происходящего:
на месте встать, и выдернув
чеку, смотреть сквозь дым на голово-
круженье
Нельзя понять, что испытывает говорящий, когда говорит – мы вообще не можем до конца определить, кто он по отношению к этим текстам, у него нет точки (и нет лица), и это даже забавно – тексты захватывают территории, они располагают целым океаном, внутри них есть своя навигация, но где спрятан тот, кто транслирует происходящее (а вместе с ним и мы, читатели, не находящие себе места внутри стихов) – неизвестно. Может быть, он вовсе не способен передвигаться; может, он всегда на одном месте, и все, что мы видим – это только разные углы обзора одной и той же местности.
Встать во весь рост на пригорке,
отлитым из розовой бронзы,
гальваническим мальчиком с переносицей смуглой и
отложенным действием
Но даже если моя догадка не совсем верна, вот что абсолютно точно: автор бережно, но в то же время и смело обращается с «материалом», в частности – с его масштабом. Ситуация, взаимодействие, фигура – все может сузиться до таких размеров, чтобы поместиться между большим и указательным пальцем.
Весь летний дождь сжат до интимного жеста;
Весь этот пласт задумчивой любви на корточках
у берега двоится
Буквально – весь. Мы смотрим на море, на огромную площадь, на глубину, но автор все это подчиняет себе, просто поместив на ладонь. Мир вроде тот же самый – и это так, но это не совсем так; вроде бы есть временные-пространственные разметки: и Наполи, и Элвис Пресли, и фонтан Треви – мы точно где-то есть, но кто – мы, и как – как все устроено? Как устроена обратная тетива?
Раскрывать каждый текст равно аккуратно разбирать лепестки, добираясь до сердцевины; образ смещается немного в сторону и накладывается на следующий, потом еще, еще – читать приходится медленно, это обязательное условие – как раз подобным образом смещаются рифмы, отчего я и признаю их самостоятельным существом внутри каждого текста.
Мы в безвременье. Чем могут быть эти стихи в контексте – в контексте вообще, с учетом того, что они – стихи? Это зернышко, аквариум, капелька воды на пальце – это пространство, изолированное от «извне», многообразное и многоступенчатое, абсолютно метареалистичное; появление и существование таких текстов сейчас мне кажется закономерностью, уходом в лес (здесь: в море), выполненным блистательно, позволяющим каждому стихотворению стать самодостаточным, работающим исключительно на внутреннем двигателе. Все герметично, как герметичен, например, Целан, который здесь смело выходит за пределы эпиграфа.
Думаю, герметичность эта и могла бы сделать стихи В. Шатовкина неотличимыми от многих – пишущихся сейчас – других, но – в замерзшей воде его рыбы продолжают плыть, ничто не застывает насовсем; вещество переменчиво и не усидит на месте; сгустившийся канкан, смещенная в омут яблоня, взрывная волна и ворох хрустальных застёжек, намотанный на блесну – едва ли что-то из этого способно погрузиться в летаргию.
И хорошо – пока будешь раскрывать лепестки, текст не перестанет длиться, а ему бы не переставать: возможно, сейчас (теперь) только желание поиска (вашего, моего, автора, читателя) – поиска рифмы, образа, сдвига, местности, моря – способно заставить стихи хоть куда-нибудь плыть.
мастер темниц и башен,
дуновение в тисах, пирующий в море,
слово, к которому ты упадешь, догорев
